Карта и территория. Риск, человеческая природа и проблемы прогнозирования. Алан Гринспен

ускорится в первой половине 2009 г.

      Большинство аналитиков и составителей прогнозов, как в государственном, так и в частном секторе, соглашались с точкой зрения, выраженной в журнале Economist в декабре 2006 г., что «рыночный капитализм, мотор практически всей мировой экономики, кажется, хорошо справляется со своей работой». Всего за день до кризиса, 14 сентября 2008 г., перспективы были настолько неопределенными, что на утреннем воскресном шоу This week на канале АВС у меня поинтересовались, действительно ли «шансы избежать рецессии выше 50 %»{6}. Даже спустя сутки, когда все уже знали о кризисе, публика не допускала даже мысли о возможности обычной рецессии, не говоря уже о худшем за последние 80 лет кризисе.

      Более того, уже после начала кризиса, в январе 2009 г., председатель (еще не вступивший в должность) Экономического совета при президенте озвучил прогноз, согласно которому уровень безработицы, тогда находившийся на отметке 7,8 %, должен был снизиться до 7 % к концу 2010 г. и до 6,5 % к концу 2011 г .{7} В декабре 2011 г. уровень безработицы составил 8,5 %.

      Что же пошло не так? Почему практически все экономисты и видные политики буквально сели в лужу в таком важнейшем вопросе?

      Мое исследование начинается с рассмотрения понятия «иррациональное начало», впервые использованного Мейнардом Кейнсом для обозначения «спонтанного стремления к действию в противовес бездействию, которое не является результатом рациональной количественной оценки средневзвешенного произведения выгод на их вероятность»{8}. Кейнс говорил о начале, которое движет экономической деятельностью. Мы же немного дополним кейнсианское иррациональное начало, включив в него неприятие риска под влиянием страха. Мне давно известно о таких «иррациональностях» и их проявлениях. В 1959 г. я, еще молодой тогда экономист, впервые обжегся на публичном прогнозе, когда на станицах журнала Fortune высказал обеспокоенность по поводу «чрезмерного оптимизма» инвесторов на рынке, который, как оказалось, был очень далек от бычьего пика{9},{10}. Дело не в том, что я или другие составители экономических прогнозов не понимали, что рынки склонны к непредсказуемым и часто разрушительным изменениям настроения, не имеющим за собой ничего рационального. Суть скорее в том, что такое «иррациональное» поведение крайне сложно оценить, и оно трудно поддается более-менее надежному системному анализу.

      Но сейчас, после нескольких лет тщательного изучения проявлений иррационального начала в кризисной ситуации, я пришел к выводу, что в иррациональном поведении людей есть нечто систематическое, особенно в экстремальных экономических условиях. Другими словами, это поведение можно учесть и встроить в процесс экономического прогнозирования и определения экономической политики.

      С изменением позиции пришло понимание того, что «настроения» фактически отражают «закономерности», которые могут помочь нам идентифицировать надувание ценовых

6

Я смог лишь промямлить: «С трудом верится, что финансовый кризис, который случается раз в 100 лет, не окажет серьезного влияния на глобальную экономику».

7

Romer, Christina, and Jared Bernstein; “The Job Impact of the American Recovery and Reinvestment Plan”; January 9, 2009.

8

Keynes, John M., pp. 161-62.

9

Fortune. March 1959. Это был не лучший для меня момент. Акции продолжали расти еще несколько лет.

10

Ничтоже сумняшеся, почти 40 лет спустя, я высказал мнение о том, что иногда «страх, иррациональной или другой природы, охватывает участников рынка, и они неосознанно начинают избавляться от рискованных активов и переходить на те, которые обеспечивают безопасность и ликвидность. В результате теряются те тонкие механизмы, которые так важны для эффективного функционирования финансовых рынков». (Выступление перед Комитетом по банковской деятельности и финансовым услугам, Палата представителей США. 1 октября 1998 г.)