Если бы ты был(-а) на моём месте. Часть 2. Анастасия Ямшанова

это потребность в подтверждении собственного превосходства и желание слышать лесть от других людей в свой адрес, – Реджинальд уверенно потянулся к ручке входной двери и отворил её, приглашая в помещение. – Я же, напротив, не жду почитания и льстивых слов, в особенности от тебя. У меня здоровая самооценка.

      Улыбнувшись сказанному, я молча перевела взгляд в открывшийся проём и, вытянув свою руку из-под локтя Бруно, шагнула за порог, следом почувствовав отдавшееся движение руки болью в нижних рёбрах, из-за которой слегка потемнело в глазах. Приложив ладонь к пульсирующим рёбрам, я часто заморгала, сделав ещё несколько шагов по помещению, прежде чем остановиться и оглядеться.

      Внутри дом казался больше. Он выглядел вполне обжитым, с разнообразной мебелью, приятным и тёплым светом, исходящим от люстр на потолке, и приглушёнными звуками обитателей дома, создающих живую атмосферу дружелюбия. Однако чем больше я рассматривала помещение, тем больше мне становилось некомфортно находиться в нём. Мы стояли посреди коридора, плавно переходящего в гостиную, которая соединялась с кухней, разграничивая пространства широким проёмом без дверей. Реджинальд оставался где-то позади. Гостиная вмещала в себя высокий камин с висящей над ним узнаваемой картиной, изображающей молодого человека, стоящего вполоборота, несколько картин поменьше, небольшую белую статую безымянного греческого героя с мечом, и два широких дивана, на которых сидели люди. Сидящие практически не шевелились, словно ожидая команды, и были похожи на предметы мебели больше, чем сама мебель. Разглядев их лица и узнав последователей-солдат Реджинальда, я почувствовала появившееся в воздухе напряжение. Заскользив взглядом по помещению, я вернулась к созерцанию картины и слегка нахмурилась. Законченная два века назад картина поблёскивала свежими красками. Приглядевшись к ней, я заметила, что лицо изображённого юноши смутно напоминало лицо Реджинальда. Я посмотрела на другие картины, висящие на соседних стенах. С холстов с ещё не высохшей краской на меня смотрели люди в самых разных одеяниях, но все они имели определённую схожесть с Бруно. Присмотревшись к статуе, я поняла, что кто-то постарался и над ней, обработав и превратив кудри в прямые волосы, тщательно зачесав так, как это всегда делал Реджинальд. Лицо статуи было не закончено и стёрто наполовину, что навевало на мысль, что работа ещё продолжалась. Гнетущее молчание и апатия сидящих людей вызвали тревогу. Увиденного вполне хватило, чтобы я отступила на шаг, почувствовав себя ещё хуже, задаваясь вопросами касательно откровенного нарциссизма Бруно.

      Обернувшись к Реджинальду, намереваясь заявить о своём желании покинуть помещение, я ощутила сильную боль, пронзившую рёбра, из-за которой стало тяжелее дышать. Сердцебиение вдруг участилось, ощутимо ударяя в грудь. Бруно стоял в шаге. Он оглядел свои владения с проникновенной улыбкой, после чего остановил бесстрастный взгляд на мне.

      – Здесь есть отдельная