У истоков Третьего Рима. Александр Бубенников

брат Василия, четвертый по счету сын Ивана Великого и Деспины князь Семен получил от отца в удел несколько городков, в том числе и Калугу, волостей и участие в доходах от судных пошлин в Москве. Во время недавних военных действий московского государя против Литвы Василий не обращался за помощью к младшему брату, зная его пылкий нрав и врожденное легкомыслие, заключавшееся в злоязычии в адрес всех своих братьев, жалобах на своевластие старшего брата и стеснение прав удельных князей. До кремлевского дворца и Василия, наконец, дошли тревожные слухи из Калуги, что дерзкий, тщеславный и вспыльчивый Семен решил досадить государю, внимая советам «податься к королю» мятежных бояр. Вероятно, Семен решил также шантажировать государя, как это небезуспешно сделал Василий с Деспиной. В 1511 году Василий достоверно узнал, что Семен намеревается бежать в Литву, ища покровительства Сигизмундова.

      Не откладывая дело в долгий ящик, Василий велел ему явиться в Москву. Семен, видя, что тайный умысел его открыт, и предугадывая, что готовится ему в Москве, слезно просил старшего брата Юрия и Андрея Старицкого о помиловании при посредничестве митрополита, владык и других братьев.

      Василий мрачно слушал заступников младшего брата Юрия и Андрея, и ловил себя на мысли, что и те, в случае чего, при удобном случае могут изменить ему. Почему-то он вспомнил язвительные рассказы матушки Софьи, как Юрий первым славил при коронации Дмитрия-внука, держал над его головой тяжеленную шапку Мономаха во время речей митрополита и отца, излишне радостно осыпал Дмитрия золотыми монетами при входе во дворец, да и на меньших братьев покрикивал, на того же Андрея, чтобы тот не отставал от него.

      Василий язвительно улыбнулся в сторону Юрия, не глядя ему в глаза, бросил шипящим голосом:

      – Когда-то ты был первым другом Дмитрия-внука… Поговаривают, ты хотел даже просить об его освобождении с Василием Холмским… А вот теперь за брата-изменника ходатайствуешь…

      Юрий вспыхнул и обхватил руками голову. Сидел неподвижно, прямо. Потом, сдерживая слезы, промолвил тихо-тихо:

      – Было такое, Василий… Хотел вступиться за опального Дмитрия, да Холмский отговорил… Все взял на себя… Один без страха печалился перед тобой за несчастного царевича… Не хотел, чтобы я и другие бояре подставились… Пострадал через это… А с Симеоном другое дело…

      – Какое такое другое дело? – возвысил голос Василий и окатил брата пронизывающим испепеляющим взглядом.

      – Юн и легкомыслен брат наш младший, кровинушка наша… Попал под влияние тамошних, которые натравливать его на государя решились… – Юрий запнулся и вытер мокрый лоб.

      – Понятное дело, государь стесняет их древние права удельных властителей, а сам властвует неограниченно, в самовластии батюшку нашего Ивана превзошел… Так что ли? – гаркнул Василий, вперившись в Андрея ненавидящим взглядом. – Может, ты тоже так считаешь?

      – Я так не считаю, но… – стушевался князь Старицкий.

      – Ох, уж эти «но»…