Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии. Урсула Виртц

и мы теряемся в «лабиринте смысла и ценностей», мы начинаем обесценивать себя. Нас одолевают все новые, часто трудноразрешимые конфликты, и мы порой начинаем ненавидеть и презирать самих себя. Мы бодро начинаем наш путь с благими намерениями, но часто запутываемся в ошибочных решениях и ценностных конфликтах.

      В религиозном контексте это называют экзистенциальной виной, которая изначально присуща человеку. Мы призваны принимать решения в пользу смысла, но выбираем как раз бессмысленность. Нередко мы довольствуемся частью вместо целого, стремимся «иметь», а не «быть», и это становится единственной целью нашей жизни.

      «Производство все большего количества вещей стало высшей целью жизни. В этом процессе сам человек становится вещью, его жизнь подчинена собственности, „иметь“ господствует над „быть“. В период зарождения западной культуры целью жизни считалось самосовершенствование человека, а современный человек занимается усовершенствованием вещей» (Fromm, 1972).

      Человек склонен подчинять частичные смыслы общему. При этом он расщепляется, отчуждается от своей телесности, от своих «животных» влечений, затем от эмоций, потом от других частей своей самости, и, в конце концов, обедненное Я начинает влачить жалкое существование, ограниченное прагматичностью и рациональностью. Вероятно, человек сможет догадаться, что потерял душу и целостность, когда на это начнет указывать какой-нибудь симптом болезни. Это, возможно, вынудит его начать психотерапию, которая разгадает смысл симптома и обнаружит односторонность его жизненного уклада и преувеличенную значимость части над целым. В ходе психотерапии может появиться понимание того, что человеческий организм и психика расцветают в условиях сбалансированности частичного и конечного (общего) смысла, когда и тому, и другому отводится должное место.

      В религиозной перспективе эта тема представлена иначе: с абсолютной уверенностью утверждается, что человек «жив не хлебом единым». «Он создан не для того, чтобы удовлетвориться частичным смыслом и максимально его исчерпать; задача человека гораздо масштабнее – пробраться к общему смыслу через частичные, опираясь на них. При этом частичный смысл помогает человеку, поскольку он содержит элементы и общего смысла, и бессмыслицы» (Lotz, 1977). Человек часто цепляется за частичные смыслы и принимает на себя экзистенциальную вину из-за одностороннего решения.

      Обнаружение смысла, по мнению Лотца, становится возможным лишь тогда, когда человек переходит от частичного смысла к общему, когда общий смысл обнаруживается в частичном. При этом частичный смысл нам ближе и яснее нами переживается. Но среди всей темы смысла центральным является вопрос: «Доступен ли нам вообще конечный (общий) смысл?» Нас беспокоит и волнует именно вопрос об окончательном смысле.

      Вопрос о том, существует ли «базовая потребность порождать смысл» (Gasiet, 1981), если человеку часто достаточно и частичного удовлетворения, обсуждается с разных точек зрения. Гюнтер Андерс считает, что человек в отсутствие «конечной цели» должен насовсем отказаться от всякого «смысла», так как со «смертью Бога» наступила