Помидорный романс. Ирина Критская

умудрялся рассказывать одновременно и о поселке, и о себе, и при этом совершенно не путался. И голос у него был такой -знакомый, близкий, вроде они только вчера положили трубки телефонов, а может, даже расстались на недолго и снова встретились.

      А село (вернее, это оказался поселок городского типа) лежало под холмом, как будто жемчужина в раковине, утопало в зелени, блестело окнами и белеными стенами старых хаток, и казалось нарисованным какими-то особенными красками на голубом холсте…

      …Старенький джип мерно и старательно гудел, успешно преодолевая холмы, по которым петляла дорога, высушенная до звона, и пыльная настолько, что клубы пыли поднимались выше крыши кабины и превращали окружающий пейзаж в туманное марево. Вячеслав Робертович вел уверено, даже вальяжно, спокойно откинувшись на сиденье и глядя в ветровое стекло чуть в прищур. Адель (она теперь даже в мыслях не могла назвать себя старым чопорным именем) жадно вглядывалась в окно, впитывая в себя степь, придорожные, пыльные кусты, пирамидальные тополя и заросли полыни. Ей так нравилась эта жара, палящее солнце, теплый ветер, врывающийся в салон и ароматы – тонкие, сухие. Так пах, однажды подаренный мужем букет из сухоцветов, который он привез от родителей, живших на юге- остро и пряно, будоражаще. Ада тогда поставила его в высокую вазу на тумбу около кровати и по ночам, просыпаясь, тихонько вставала, терла между пальцами сухой прутик и мечтала, представляя себе лавандово-полынные поля, теряющиеся в лиловой дымке. Муж тоже просыпался, приникал щекой к ее спине, щекотал дыханием, гладил по плечам. Как же она любила его тогда… Как же он мог…

      Адель тряхнула головой, прогоняя воспоминания, выдернула из сумки косынку, повязала, спрятав волосы. Потом, украдкой, глянула на Вячеслава и неожиданно встретилась с ним взглядом. Он быстро, по птичьи отвернулся, но взгляд его был таким… На Аделаиду Николаевну давно так никто не смотрел. Вернее, ТАК на нее смотрел лишь один человек. Но это было, наверное, во сне.

      Поселок грянул неожиданно, вернее, они ворвались в него на своем джипе, помчались по пустым улицам и в стеклах замелькали ворота и палисадники, залитые флоксами, мыльниками и космеями. Наконец, они притормозили у огромной хаты (именно хаты, такую, как Адель помнила – та, что была родом из самого раннего детства, когда ее возили отдыхать на Украину, поправить слабенькое здоровье и поесть витаминов) Хата была беленая, с резными ставнями и огромным палисадником, засаженным вишнями. Вишни эти были совершенно потусторонние – ветки, буквально усыпанные огромными, темными ягодами, свисали до земли, и просто просились в рот.

      Вячеслав Робертович открыл ворота, погремев тяжелой связкой ключей, и, легко вскочив в кабину, завел машину во двор. Адель с трудом выбралась – с непривычки ломило спину и колени, осмотрелась. «Что же я наделала», – мелькнула мысль, – «Это же вообще. Что дальше -то? Как это я?». Но мысли эти моментально улетучились, потому что Вячеслав (Адель решила про себя теперь называть его только так) взял ее за локоток и повел в дом.

      Темные сени