Позывные любви. Вилий Визильтер

вам не мистика,

      А точная статистика.

      Нокдаун

      (монолог поверженного боксёра)

      Да, я боксёр!

      И нынче загнан в угол.

      И прыгают канаты по спине.

      Я распростёрт —

      И секундант над ухом

      Гнусавит жалкий реквием по мне.

      Один, два, три —

      Закончилась погоня.

      Я сброшен вниз, как отшумевший лист.

      Судьба, смотри:

      Лежат мои ладони

      На вечном пульсе матери-Земли.

      А сквозь конвой

      Надёжнейших канатов,

      Тьму разрывая вспышками огня,

      Кинжальный вой

      Всех глоток-автоматов

      Безжалостно впивается в меня.

      Четыре, пять… По неподвижной цели

      Ведут огонь, не уменьшая темп.

      С башки до пят

      Я корчусь на прицеле

      Всех истинных убийственных систем.

      Шесть, семь ещё…

      А небеса как сито,

      Сплошное мозаичное панно.

      Уходит счёт,

      А с ним уходят силы,

      И гаснет опустевшее окно.

      Семь, восемь… Пусть!

      Но при девятом счёте,

      Презрев бессилье и смертельный риск,

      Я поднимусь, как штрафники в пехоте,

      Чтоб драться насмерть,

      Чёрт вас побери!

      Страх

      Устала моя голова.

      Смешалися были и небыль.

      Куда подевались слова,

      Что падали звёздами с неба?

      Куда подевался размах

      Стремлений и дерзких желаний?

      Тотальный неведомый СТРАХ

      Мне сердце в комочек сжимает…

      Костыли

      Ах, какие костыли

      Есть у матушки-Земли!

      Деревянные, литые,

      Железные и золотые.

      Сотрясают мир эксцессы,

      Все научные прогрессы

      Исчезают в пух и прах!..

      И лишь настойчиво, и тайно,

      И вовсе, вовсе не случайно

      Мир держится на костылях.

      И я совсем не исключенье,

      И не по щучьему веленью,

      И не сказать, что я гуляю,

      А как-то жалко ковыляю

      Не за совесть, не за страх

      На деревянных костылях.

      Но, скажем так, не я один,

      А был известный Господин,

      Знаменитый интриган,

      Великий злобный Талейран.

      Ему внимали короли,

      И даже чудо-костыли

      Ему служили не простые,

      А изумрудно-золотые.

      Он золотыми костылями

      Вертел князьями, королями

      И, словно персонаж Эзопа,

      Перекраивал Европу.

      И Пётр-царь любил, любил,

      Любил использовать костыль.

      Нередко он, сказать позвольте,

      Гулял по Меншиковой морде.

      С тех пор по всей Руси Великой

      Пошло в быту смешно и дико

      Словечко царское гулять:

      – Позволь тебе накостылять!

      Вот такие костыли

      Есть у матушки-Земли.

      И я, чего греха таить,

      С их помощью учусь ходить…

      А