Бог не без милости, казак не без счастья. Группа авторов

покуда мочь возьмет. Авось-либо (Булатов перекрестился) Божьей милостью да государским счастьем нашей матушки-царицы и казацким молодечеством отсидимся от бусурманского приступа! А нет – Его святая воля!

      Едва только успели казаки занять назначенные им места, как татары хлынули на городок. Застонала земля, началась баталия.

      – Эге! Пожар в городке! Тушите, бабы! – крикнул атаман, и последний резерв вместе с ним устремился к месту боя.

      Два сильных татарских приступа быстрянцы отразили успешно, воодушевляясь надеждой, что войсковой атаман Ефремов вот-вот нападет на черкесов с тылу и спасет их от гибели. Но при третьем натиске, потеряв большую половину своей дружины, казаки не могли уже остановить татар и уступили им место битвы. Свирепые закубанцы, как бурный поток, разорвали ряды казаков и с оглушающим криком: «Гайда, алдын-джур (вперед)!» – кинулись в их жилища и зажгли несколько куреней.

      Жадный огонь мгновенно разнесся и охватил весь городок… К вечеру татары, обремененные добычей и полоном, ушли, оставив за собой кровавые следы…

      Настала ночь. Пламя неслось к темному беззвездному небу вместе со стоном раненых и умирающих. На окрестных полях бродили оседланные кони и распуганные стада без хозяев. Взошло, как и всегда восходит, красное солнце, но на этот раз оно осветило, вместо грозного быстрянского городка и его витязей, молчаливые развалины и кучи пепла, который разносился ветром и заметал покойников.

      Булатов, подавший первый голос за защиту городка, погиб со всей семьей. С окровавленными сединами, раскинувшись на горячей золе своего куреня, спал он непробудным вековечным сном. Возле него умирали старая жена его, Нефедьевна, и меньшой внук, а старший, молодой и бравый казак, метался в предсмертной агонии на майдановской площади: у него отрублены были обе руки в то время, когда он хотел вырвать у татарина страшный аркан, захлестнувший его невесту.

      С переносом нашей границы на Кубань и с уничтожением силы татар, скитавшихся между Кубанью и Доном, подобные сцены стали уже немыслимы. Самый быт донцов изменился. Вечная брань их с врагами прекратилась, и беспрестанные поголовные ополчения стали редки. И если этим нанесен был удар по удалой рыцарской жизни, зато станицы, никем не тревожимые, скоро процветали довольством и благосостоянием. Земледельцы во время работ не имели уже нужды в прикрытиях, задонские посты были сняты; пушки, стоявшие на бастионах Черкасска, никогда не заряжались, и Тихий Дон вполне стал тихим. После вековой беспрерывной брани, вносившей шум и движение на его берега, он, по выражению поэта, «задремал, как старец, утомленный многолетними боевыми трудами».

В. А. Потто. Кавказская война.Том 1, стр. 114–124.

      Геройская оборона наурской станицы в 1774 году

      Оборона Наурской станицы моздокскими казаками десятого июня 1774 года представляет собой один из тех подвигов, которые, не имея большого политического и военного значения, вместе с тем невольно останавливают на себе внимание