Ведьмин век. Трилогия. Марина и Сергей Дяченко

времена…

      – Нелегкие. – Клавдий подождал, пока женщина усядется в кресло для посетителей. Вытянул сигарету, спрятал снова. – Я, наверное, неприятный сейчас? Сильно давлю?

      – Ничего. – Тонкие губы под тенью вуали страдальчески улыбнулись. – Я потерплю… В конце концов, именно ради этого… незабвенного ощущения я просидела в приемной шесть часов.

      – Прошу прощения, Хелена, – сухо отозвался Клавдий. – Думаю, вы все понимаете.

      Голова в черной шляпке медленно кивнула. Женщина старалась не поднимать глаза на дознавательные знаки на стенах.

      – К делу. – Клавдий уселся. – Сегодня не контрольный день. Что побудило вас, занятого человека, вырвать из своей жизни эти самые шесть часов?

      – Я не побеспокоила бы вас, – тонкие губы улыбнулись снова, – если бы не считала свое дело исключительно важным.

      – Театр?

      – Училище. Вы знаете, мой инквизитор, хореографическое училище полностью находится, так сказать, под крылом театра… подготовка новых…

      – Понимаю. Что?

      – Вчера… взяли пять девочек. Сегодня утром – еще две.

      – Сколько их всего? Вас?

      – Это очень талантливые дети. – Директриса медленно подняла вуаль, открывая взгляду собеседника тонкое белое лицо с синими шнурочками вен на висках. – Девочки. От четырнадцати до шестнадцати.

      – Сколько?

      – В училище – десять.

      – Очень много, Хелена.

      – Это искусство. – Женщина царственным движением вскинула подбородок. – Не я придумала, что… талантливые дети часто оказываются… нами.

      Клавдий откинулся на жесткую спинку. Подобная закономерность не была открытием – среди девочек, склонных к «изящным искусствам», колоссальный процент юных ведьм. Неинициированных, естественно.

      – Хелена. Вы не… говорили им о необходимости стать на учет?

      Женщина молчала.

      – Сколько из десяти – учтенные?

      Тонкие губы едва шевельнулись:

      – Две.

      – Хелена? Что я должен вам сейчас говорить?

      Женщина медленно поднялась. С усилием – но все равно грациозно. Даже горделиво.

      – Клавдий… – Она шагнула к столу, и это был шаг жертвы, добровольно напарывающейся на нож, потому что сократившееся расстояние принесло ей новую боль. – Позвольте мне так вас назвать… Клавдий, это особенные дети. Они… – Она вскинула голову. – В театре полтора десятка ведьм. Все на учете, я за этим слежу… Но не подростки. Для них это слишком… болезненно. Некоторые из них так еще и не осознали… Что они изгои. Что они уроды. Что единственный дом, где от них не отшатнутся, – их училище, их театр, их гнездо… Семерых забрали, это… колоссальная травма. Они ведь не понимают, за что. И одна осталась, ждет ареста. Уже сутки не может есть…

      Она снова шагнула вперед, и лицо ее болезненно напряглось:

      – Я умоляю. Ну можете меня восемь раз сжечь. Но отпустите детей, они ни в чем не виноваты, они живут только балетом,