Стоунхендж. Юрий Никитин

обереги, вслушивался в тайные голоса, вчувствовался в смутные образы. Наконец, перебивая видения, прорезался крик:

      – Сэр калика! Сэр калика, я медведя поймал!

      – Ну так тащи сюда, – ответил Олег равнодушно.

      – Не идет!

      – Гм… Тогда плюнь, сам иди сюда. Ехать пора.

      – Не пускает!

      – А-а… вырвись как-нибудь.

      – Так он на мне сидит, проклятый! Шлем зачем-то сковыривает!

      Олег нехотя пошел в чащу. Малинник был в рост человека, дикий и озверевший в тесноте. Ветви переплелись, колючки торчали во все стороны, острые, как волчьи клыки. Когда осторожненько отводил ветку, другая тут же пыталась с размаху хлестнуть острейшими клыками. В чаще орал Томас, торопил. Там слышались глухие удары, сиплое взревывание.

      Наконец через сплетение веток Олег увидел горбатую спину хозяина леса. Тот пытался нахлобучить на свою лохматую голову шлем, обиженно взревывал. Ноги Томаса Олег заметил не сразу: медведь был чудовищно огромным, накрыл рыцаря целиком.

      – Сэр Томас, – позвал он неторопливо, – ты где?

      Голос рыцаря был слабым, словно из самого медведя:

      – Сэр калика… здесь я… под этим дурнем… Ишь, в рыцари ему восхотелось…

      – Во дурень! – ахнул Олег. – Что в рыцарях хорошего?

      – Ему… объ…ясни…

      – Чего ты туда залез? – удивился Олег. – Медведя в рыцари посвящаешь?

      – В рыцари… не так… Сгони его с меня. Он мне доспехи помял!

      Олег вытащил из мешочка рыбину – все равно протухла, – швырнул медведю. Тот с готовностью слез с рыцаря, благодарно подобрал лакомство и вломился в заросли. Слышно было, как затрещал орешник, вскрикнула испуганная птица, и все затихло.

      Томас остался лежать вверх лицом, бледный и задыхающийся. Руки едва шевелились, что-то искали.

      – Чаша цела, – успокоил Олег. – В мешке на твоем коне.

      Томас прохрипел:

      – В задницу чашу!.. А где…

      – Шлем? Вон в кустах. Медведь как ребенок, все бросит ради лакомства.

      – Ребенок? Эта зверюка – ребенок?..

      Олег подумал, признался:

      – Скорее абезьян. Те же повадки. В наших лесах он заместо абезьяна.

      Томас с великим трудом приподнялся, сел. Грудь была смята могучей лапой, рыцарь дышал тяжело, хватал ртом воздух, как рыба на берегу.

      – Обезьяна… Пустить бы эту обезьяну в их леса…

      – А что не так? – не понял Олег. – Он и по деревьям лазит не хуже. Только не всякая ветка его выдержит… И не всякое дерево…

      – Да и земля может проломиться, – добавил Томас ему в тон. Он поднялся, покачнулся. – Помоги мне вылезти из доспеха. У меня в мешке есть инструменты, надо поправить.

      – Сам? – удивился Олег.

      – А что? – спросил Томас высокомерно. – Работа кузнеца – благородная работа!

      Кони сами зачуяли брод, вскачь вошли в воду. В жемчужных брызгах повисла радуга, сказочно прекрасная и такая же недолговечная, как все прекрасное. На мелководье во все стороны прыснули серебристые рыбки.

      Вода