Стоунхендж. Юрий Никитин

и захрапел, у чудесной скатерки остались только Томас и Олег. Ведьма почти не ела, а рыцарь и калика насыщались по-мужски неторопливо, степенно, умело наедаясь впрок, как матерые волки.

      Ведьма огляделась по сторонам – чужих ушей нет, а купцы спят непробудно.

      – Так кто вас подстерегает?

      – Подстерегали, – поправил Томас гордо. – Теперь их самих черти стерегут. И дрова под котлы подкладывают.

      – Куда? – не поняла ведьма.

      Олег объяснил снисходительно:

      – Это из их учения о загробном мире. Не обращай внимания.

      – А-а, – протянула ведьма. – Какая-то новая вера? Лады, много их было… Авось и эта долго не продержится. Одних вы сокрушили, а как с другими будете?

      – Других нет, – ответил Томас сердито, слова ведьмы о святейшей вере Христовой задели. – Сокрушили злодеев безбожных.

      – Они как раз и были христианами, – не преминул уколоть Олег.

      – Всех сокрушили? – не поверила ведьма.

      – Главных побили, а стадо, ежели есть, разбежится. Да и кто пойдет супротив, ежели побили сильнейших?

      Ведьма сожалеюще смотрела на молодого рыцаря, гордого и счастливого, упоенного победой. Даже сейчас выгнул грудь и расправил плечи, будто король уже благосклонно одаривает милостями. Не знает еще, что святой угол пустым долго не бывает.

      Глава 2

      В корчме, каких в Киеве не меньше сотни, за дальний столик сели двое. Один в легкой одежде степняка, смуглолицый и черноусый, каждый в нем признает берендея, при кривой сабле и в кольчужной сетке, другой повыше и пошире в кости, белокожий и с распущенными до плеч белокурыми с проседью волосами. Синие, как лед, глаза выдавали уроженца Севера. Он был в кожаных латах, из-за спины торчала рукоять исполинского двуручного меча.

      – Здесь платят золотом? – спросил человек в одежде степняка.

      Голос его был высоким, гортанным, с хищным орлиным клекотом. Глаза навыкате были похожи на глаза крупной злой птицы.

      – А также медью, кунами и зуботычинами, – ответил северянин неспешно.

      Он двигался с ленивой грацией, голос густой и мощный, словно говорил из глубокого дупла. В движениях чувствовалась мощь, хотя лицо и открытую грудь испещряли глубокие шрамы. Один буквально рассекал правое плечо, но движений, судя по всему, не сковывал.

      Северянин пытливо всматривался в смуглое лицо с черными, как терн, хищными глазами. Степняк усмехнулся, показав белые, как снег, зубы:

      – Ответ верен. Тогда скажи еще: какое кольцо у Слымака на мизинце?

      Северянин напрягся, его ладонь потянулась через голову к рукояти страшного меча.

      – У Слымака нет мизинца на левой руке. А на правой колец не носят вовсе.

      Улыбка степняка стала шире.

      – Тогда ты – Неистовый Ролан. Меня зовут, как тебе уже наверняка сказали, Бадри. Что будешь пить?

      Северянин расслабился. Огляделся уже иначе, без опаски, оценивающе:

      – А что здесь пьют? Брагу, настой мухомора?

      – Издалека