Святой Грааль. Юрий Никитин

что когда просыпался, оказывался лишь в другом сне, и так несколько раз, пока наконец не увидел себя под знакомым дубом.

      Его одежда висела на дереве, под собой Томас нащупал толстый слой нарубленных веток, укрытых его плащом. Отшельник сидел в трех шагах перед догорающим костром, равнодушно смотрел в покрывающиеся серым налетом угли. Томас ощутил, как в желудке забеспокоилось, задергалось, взвыло.

      Олег поднял голову. В запавших глазах блеснули и погасли красные искорки.

      – Очнулся?.. Рана заживает. Можешь потихоньку подниматься.

      – Святой отец, – проговорил Томас дрожащим голосом, – у меня голодные миражи, словно я все еще иду через сарацинские пески. Чудится жареное…

      – Я подстрелил кабанчика, – ответил калика безучастно. – Тебе религия не запрещает есть свинину?

      – Не запрещает! – воскликнул Томас горячо, даже закашлялся. – Еще как не запрещает!

      Он приподнялся, удивился, что в самом деле поднялся, лишь в боку кольнуло. Олег заостренным прутиком раздвинул угли, воткнул острие в плоский коричневый камень, поддел и подал Томасу. Тот схватил, сообразив, что это не камень, а прожаренный ломоть мяса. На пальцы капнуло горячим соком, обожгло, он помянул Сатану недобрым словом, уронил мясо на землю, подхватил и, не стряхнув налипших травинок, жадно вонзил зубы. Поспешно выплюнул – горячо, перебросил с ладони на ладонь, пожирая глазами ломоть, истекающий соком в прокушенном месте.

      – Чем убил? – спросил он торопливо. – У меня лука не было. Лук вообще не рыцарское оружие!

      – Сделал, – отмахнулся калика. – Палки растут везде, а вместо тетивы я взял шнур из твоей перевязи.

      Томас грыз мясо, посматривал на калику с удивлением. Впрочем, кабанчик мог оказаться непуганым. Или одуревшим. Или уже раненым, умирающим.

      – А тебе вера не мешает убивать?

      – Почему бы? – удивился калика. – Вера в богов никому убивать не мешает.

      – В богов? – переспросил Томас в ужасе. – Язычник!

      Снова уронил, подхватил с земли, не замечая хрустящих на зубах песчинок и сухих стеблей травы.

      Калика равнодушно двинул плечами:

      – Моя вера добрее. Никого не гоним. Поставь и Христу столб или крест возле наших богов. Уже приняли Хорса, Симаргла, даже кельтского Тарана…

      – Язычник! – повторил Томас с отвращением. – Христос – бог богов!.. Он главнее всех.

      – Поставь рядом, – повторил калика. – Понесут жертвы ему одному – оставим только его.

      – Христос не принимает жертв.

      – А хвалу, песнопения, курение благовонных смол?

      Томас хотел заткнуть уши, но на углях жарились сочные ломти розового мяса, исходили паром и ароматами, калика накалывал прутиком, подавал Томасу ломти, наконец отдал и сам прутик. Томас кое-как проглотил кус, просипел полузадушенно:

      – Сам-то почему не ешь?.. Просвечиваешь на солнце…

      Олег с сомнением глядел на последний ломоть мяса, распластавшийся, как раздавленная черепаха, среди багровых углей, задумчиво двинул острыми плечами:

      – Не знаю…