Галерист. Ронни Миллер

просто вырежут в Фотошопе. Тут я поняла, что Эрику в самом деле подошло бы блистать на билбордах. И все-таки удачная ли это идея с геем-галеристом?..

      – Между прочим, у меня испанские корни. А хороший театральный грим сделает из тебя хоть Отелло, хоть Муссолини.

      Я нервно хихикнула:

      – Это все объясняет.

      Эрик усмехнулся, а потом глянул куда-то мне за спину.

      – Не хотите что-нибудь заказать? – гнусаво протянул возникший из ниоткуда официант.

      – Да, кофе для меня и моей дамы.

      Моей дамы. О Боже, Бэкки, дыши ровно, ради всего святого, дыши ровно.

      – И кексик! – поспешно добавила я. – С банановым джемом.

      Эрик кивнул официанту:

      – И кексик.

      Выяснив ещё пару подробностей наших предпочтений касательно кофе, парень в фартуке «Монро» наконец исчез. А я поймала себя на том, что сижу и улыбаюсь, как школьница, нервно теребя брелок на сумке.

      Вздохнув, Эрик облокотился на стол и сцепил руки в замок:

      – Ты хотела меня заинтриговать. У тебя получилось. Что теперь?

      – Ох, ну, дело вот в чем… – и я выложила ему все под чистую. Всё, абсолютно всё, больше, чем собиралась. Все мысли, все идеи и задумки, даже небольшую справку о том, как я вообще дошла до осознания того, что хочу написать роман. Почему детектив, почему связанный с искусством, почему герой – гей, и так далее. Обычно мне сложно высказывать кому-то свои идеи, как-то неуклюже выходит. На письме куда проще передать все то, что хочется. Однако с Эриком было иначе. Он слушал внимательно, не перебивая, периодически кивал, а над кое-чем даже задумывался, глядя куда-то в сторону. Вдохновленная его реакцией, я говорила больше и больше. Все вырисовывалось так четко, так ровно выстраивалась идея в голове, что я даже поверила в магию озвученного слова. Как будто сформулированная и произнесенная идея становится почти материальной, вот-вот опуститься на мои ладони снежным шаром, где под стеклом сменяются описываемые мною события.

      Когда идеи иссякли, а я почти хватала ртом воздух, поспешно заливая пересушенное горло подстывшим кофе, принялся говорить Эрик. Его мысли, как пробки, затыкали прорехи в моей идее. Если я была воплощением возвышенного творца, то он олицетворял разум и логику. Когда Лэнг говорил – нет, так не пойдет, я задумывалась, опускаясь с небес на землю, и в самом деле понимала, что так не пойдет. Он все говорил, говорил, а я записывала его замечания в блокнот, и думала – черт подери, как мне не хватало стороннего мнения. Наверное, за каждым созидателем, стоит вот такой вот критик, направляющий буйную реку вдохновения в правильное русло. Да, Эрик теперь мой серый кардинал, без которого наша империя потонула бы в распрях разрывающих друг друга идей.

      Не знаю, сколько точно прошло времени, но в какой-то момент мы оба затихли, допивая уже по пятой чашке кофе и размышляя каждый о своем (или об одном и том же?).

      – Хм, – вдруг снова начал Эрик, – ты говоришь, Мари приносила Рику картины в стиле «ню»?

      Я опешила. Не из-за того, что Лэнг вдруг обратил внимание на эту маленькую пикантную деталь, а от осознания того, что его самого