Хождение к Студеному морю. Камиль Зиганшин

ает о жизни старообрядцев, хоронящихся в дебрях Восточно-Сибирской тайги, об укладе жизни коренных жителей этих мест, повадках диких животных. Богатый жизненный опыт и наблюдательность помогают ему писать достоверно и поэтично.

      Хождение к студеному морю

      От автора

      Любезный читатель! Вы держите в руках книгу, фактически являющуюся продолжением летописи о старообрядцах. Из первых двух («Скитники» и «Золото Алдана») вы узнали о жизни общины, зародившейся в Ветлужских лесах во второй половине XIX века, одолевшей трудный путь через Сибирь и обосновавшейся в Забайкальском крае, а затем оттесненной в глушь Алданского нагорья и там хоронящейся по сию пору. Параллельно с историей общины, в этих романах рассказывается о последнем походе Белой гвардии – армии генерала Пепеляева и судьбе отряда белогвардейцев, укрывшегося неподалеку от скита старообрядцев.

      Погружаясь в мир староверия, понимаешь, что у этих сильных духом людей можно поучиться способности преодолевать трудности, находить счастье и радость там, где другие не видят ничего, кроме проблем. А еще, и это, пожалуй, главное, способности быть благодарным Создателю за каждый прожитый день.

      Пролог

      Сомненье – гибель, вера – жизнь.

Дж. Байрон

      Дарья, глянув в окно, мимо которого прошли две девицы, задумалась.

      – Чего загрустила, матушка? – обнял ее за плечи гостивший в скиту настоятель монастыря Изосим.

      – Эх, сынок! Ума не приложу, что делать. Где женихов искать? Пять девиц на выданье, а парней, отвечающих Правилу, нет. Либо кровники, либо родственники по кресту[1]. И сестра твоя, Елена, тоже в девках, а ей уж за двадцать перевалило. Паша в бобылях ходит, а ты обет дал. Похоже, так и помру без внуков… Может, что присоветуешь?

      – Есть одна мысль – надо с китайцем поговорить.

      – Что еще за китаец? – сразу насторожилась Дарья.

      – Да захаживает к нам один из Маньчжурии. Прежде золотарил в наших краях, а когда иностранцам запретили мыть рыжуху[2] и стали жестко преследовать, переключился на контрабанду. С весны до осени успевает сделать на лошадях по тайным тропам четыре ходки. Захаживает и к нам. Мы ему золотишко, кабарожью струю, пушнину, а он боеприпасы, мануфактуру, соль, сахар.

      – Так чем тот китаец в нашем деле может помочь?

      – Он как-то обмолвился, что еще к каким-то бородачам товар возит. Даже ворчал: «Да сто з такое! Как борода так „не мозно да не мозно“» – изобразил он торговца. – Сдается мне, что это он про наших одноверцев говорил. Ежели мое предположение подтвердится, отправлю к тебе.

      Когда китаец с навьюченными товаром лошадьми явился в монастырь, Изосим сразу подступил к нему:

      – Ван, ты как-то обмолвился, что еще к каким-то бородачам ходишь. Кто они?

      – Бородачи как бородачи. Такие зе, как и вы, русские с веревочками.

      – Можешь помочь с ними связь установить.

      – Бумагу пиши. Передам.

      В следующий визит Ван привез ответ. В нем сообщалось, что они беспоповцы и тоже испытывают нужду в невестах и женихах.

      Изосим на следующий день с одним из трудников отправил китайца в скит к матери. (Ван, рассчитывая на новых покупателей, согласился без колебаний.)

      Обрадованная Дарья ответным письмом пригласила тамошнего наставника с молодыми на смотрины, а Вану вручила длинный список потребных общине товаров.

      На Преображение Господне китаец явился в скит со старообрядцами из неведомой Маньчжурии. Матвей, открывший ворота, попросил Вана подождать, а одноверцев повел в избу Дарьи. Та распорядилась призвать билом народ на меновую торговлю, а сама занялась гостями.

      Уставщик, сероглазый, коренастый бородач лет пятидесяти, с темно-русой шевелюрой и такими большими ручищами, что, словно стесняясь, он то складывал их на груди, то прятал за спину. От всей его крепко скроенной фигуры веяло надежностью и спокойствием. С ним трое парней. Войдя, гости разом стянули картузы из своедельщины и низко поклонились. После чего, повернувшись к образам, сотворили молитву и перекрестились.

      – Доброго здравия на многие лета, матушка! Иван Федорович Кулагин, – прогудел он. – А это наши женихи: мои сыновья Харитон, Назар, и соседский – Устин.

      – Спаси Христос! Благодарствую, что столь споро откликнулись на приглашение!

      – Так ведь и у нас интерес имеется.

      Заметив, что Дарья с недоумением поглядывает на узкоглазого Устина, пояснил:

      – Мать у него китаянка. Но она прошла переправу. Сам Устин крещен по Правилу, с троекратным полным погружением.

      – Каков обличьем – не столь важно. Главное, чтоб в нашей вере был. Мне ближе крещеный китаец, чем некрещеный русский.

      – Истину молвите, матушка. Примите от нас скромный, но пользительный для души дар – книги, своеручной работы[3].

1

Помимо запрета на брак между родственниками до седьмого колена, следовало соблюдать еще и запрет на брак для родственников по кресту. Так, сыну крестной и ее крестнице тоже нельзя жениться. По этой причине в крестные старались брать кого-либо из кровной родни.

2

Рыжуха – золотой песок.

3

Несмотря на периодические усиления гонений со стороны официальной церкви и властей, старообрядческая книжность с момента раскола интенсивно пополнялась вновь издаваемыми печатными и рукописными памятниками. Круг необходимых служебных и четьих книг имелся в каждой семье и передавался из поколения в поколение.