Океан. Альберто Васкес-Фигероа

ним с восхищением. И это тоже были одни из самых ярких и самых прекрасных воспоминаний ее детства.

      Теперь она никак не могла взять в толк, почему ее братья должны идти в военный флот, а она сама превратилась в женщину. Почему от прежнего счастья у нее остались лишь воспоминания?

      – Почему вещи не остаются такими, какими они были раньше?

      Себастьян возник прямо из ночной темноты, сел рядом и со свойственной ему медлительностью закурил сигарету.

      – Это цена, которую мы вынуждены платить за взросление.

      – А кому интересно быть взрослым? Посмотри, что происходит! Мы здесь, сидим и смотрим на огни маяка, думаем, как там Асдрубаль… Как же ему сейчас, должно быть, одиноко в том старом и ветхом доме!

      Себастьян ответил не сразу. Он был тем человеком, кто предпочитал больше молчать, а если и разговаривал, то менее горячо, да и вообще был менее мечтателен, чем его сестра.

      – Ему скоро придется уйти, – произнес он наконец. – Не знаю куда, знаю лишь, что как можно дальше от дома. Он должен либо сдаться, либо уйти. У меня дурное предчувствие: этот человек, которого дон Матиас пустил по следу, скоро поймет, где скрывается Асдрубаль.

      – А что будет, если он сдастся?

      Себастьян лишь пожал плечами:

      – Не имею ни малейшего представления. В лучшем случае проведет несколько лет в тюрьме. Но это его уничтожит… Асдрубаль не из тех людей, кто может сидеть под замком. Он влюблен в море, ему необходимо его видеть, дышать им каждый день. Когда он находится на суше, какой бы она ни была, ему становится тесно. Не знаю, как он сможет выжить в камере…

      Айза ласково погладила брата по мускулистой руке, сейчас безвольно повисшей.

      – Закрой глаза и представь, что это всего лишь кошмар, – сказала она. – Разве нельзя сделать так, чтобы время повернулось вспять, хотя бы на двадцать дней назад? Все было так хорошо!

      – Нет. Хорошо не было, – ответил Себастьян, перебирая ее длинные нежные пальцы – сложно было поверить в то, что эти руки каждый день моют посуду и солят рыбу. – Мы жили спокойно, вот и все. И теперь, когда мы потеряли покой, та жизнь кажется нам прекрасной. – Он слегка надавил пальцем на кончик ее носа. – Ты ведь уже давно чувствуешь себя несчастной.

      – Люди уже не любят меня так, как раньше.

      Себастьян не нашелся что ответить, ибо даже для него сестра из прелестной и озорной девчушки превратилась в таинственное и незнакомое создание.

      Они долго сидели молча, каждый погрузившись в свои мысли, устремив взоры на покрытое ночным мраком море и на маленький, беспрерывно мигающий вдали огонек, пока вдруг не заметили, как чья-то спичка зажглась метрах в десяти от лестницы, как раз у самой воды. Пока она медленно горела, разжигая кончик сигареты, на них в упор смотрел какой-то человек.

      Сколько времени он находился здесь, никто не знал, но было очевидным, что наблюдал за домом он уже давно, явно не скрывая своего присутствия.

      – Пожалуйста! – взмолилась Айза. –