Ворг. Успеть до полуночи. Гай Юлий Орловский

с эльфом ты перегнул, – сказал я.

      Голова с запекшейся кровью подкатилась ближе, я ногой отодвинул подальше.

      – Ничего похожего, ворг, – ответил он. – Эльфы, они зануды, конечно. Что у них в головах творится? Видел как-то одного – рожа белая, аж светится, на конях с рогами ездят. Ну кто на таких ездит, кто ездит?

      – Это эльфы-то?

      – Эльфы, – подтвердил он. – А гонору у каждого на гномью деревню хватит. В бою собственными руками придушил бы.

      – Я тоже…

      – Только если безвинно помирать будет, – закончил он, – надо помочь. Нельзя не помогать.

      Я промолчал. Поди разбери, какие правила у зеленолицых. Может и, правда, положено помогать сирым и убогим. Или только у Курта заморочки. Выяснять не хочется. Хватит, что вытащил меня из той треклятой таверны.

      Он шумно поскреб подбородок и проговорил:

      – Такэ, што б ты понял. У гоблинов легенды говорят, ворги – оборотни. Превращаются во всяких тварей. Волки, гиены, орлы, а то и тигры. Страшные, в общем, звери. Это чтоб ты понял. Расскажи, как есть по-твоему, чтоб я понял, а то…

      Гоблин натужно покачал ятаганом и убрал в ножны. Правда взгляд остался внимательным и сосредоточенным. Сразу не заметно, но чую, гоблин – опытный боец. Одно не верное движение, крашар засверкает в воздухе, как лопасти мельницы. Мне же сейчас меньше всего хочется с кем-то драться.

      Я уныло промолчал. Зеленомордый начнет канючить – покажи, да превратись. А в зайца, а в медведя? И станет довольно гоготать, когда перекинусь. Хотя гоблин серьезней, чем пытается казаться, я такое за версту чую.

      Шерсть на загривке тревожно шевельнулась и вздыбилась. Я украдкой глянул по сторонам, но кроме деревьев ничего не обнаружил. На всякий случай потянул носом – тоже чисто. Но ощущение мерзенькое, словно кто-то крадется.

      В районе живота на секунду появился комок, показалось сейчас перекинусь, но это не возможно – о твердое не бился, на звере не сосредотачивался.

      Я тряхнул головой, выгоняя наваждение. С волос посыпались комки грязи, гоблин отклонился, недовольно скривив губы, но промолчал.

      – Что тебе сказать. Правду говорят, – признался я. – И в орла можем, и в волка. Только я бракованный на желудок. Не могу жрать человеческую еду.

      Он проговорил с сочувствием:

      – Это да. Даже у меня несварение после похлебки в той таверне.

      Я кивнул.

      – Хлеб тоже не переношу.

      – Так зачем ешь?

      – Я не ем. Я так расслабляюсь. Молюсь вроде.

      – А… – протянул он. – Ну так чего, и в орла… и в волка?

      Гоблин дружелюбно обнажил ряды зубов. Это выглядело бы нормальной улыбкой, если бы бивни, которыми с легкостью можно вспороть кожу от живота до горла, не закусывали верхнюю губу. Как дите, смотрит с любопытством, только слюни не текут.

      Я закряхтел и перевернулся на козлах.

      – Ладно, смотри.

      Пришлось подпрыгнуть на телеге, чтоб как следует стукнуться лбом. Доски жалобно заскрипели и прогнулись. Из глаз рассыпались искры, меня перевернуло три раза.

      В нос ворвались миллионы запахов и звуков, клыки обнажились