Люба. Варвара Бурун

не поняла Любовь Андреевна.

      – Ну?

      – Ах, да, – Любовь Андреевна улыбнулась. – Спасибо!

      – Вот! Ну а что теперь будете делать?

      – Дочке позвоню, а там посмотрим.

      – Ну и отлично. Тогда мне пора сойти со сцены.

      В его руке оказались блокнот и ручка.

      – На всякий случай запишу вам мой телефон, если что – звоните.

      Он написал номер в блокноте, оторвал страницу и положил на полку серванта.

      – Ну был рад знакомству. Даст Бог еще свидимся. Я часто в том кафе сижу, вдруг опять там… так сказать… в магазин зайдете. Тогда снова повеселимся.

      Любовь Андреевна улыбнулась:

      – Спасибо!

      – Да! На посошок!

      Вечером пришли дочь Надя и внучка Даша. Дочь обработала все раны, дала обезболивающее.

      – Мама, куда ты всё торопишься, пора подумать о своем возрасте: ты теперь пенсионерка! – укоряла дочка.

      – Да, доченька, хорошо…

      Разговорились.

      – Как там папа? – спросила Любовь Андреевна.

      – Да как? Плохо, – ответила Надя. – Мы выделили ему комнату на втором этаже, чтоб свежим воздухом дышал. Но он какой-то потерянный ходит. Мама, я сама не пойму, чего ты вдруг так…

      – Дочь, не начинай. Мы об этом уже говорили.

      – Ладно, ладно. Но мне же больно.

      – Извини, доченька.

      – Но…

      – Наденька, пожалуйста.

      – Ладно.

      На другой день боль поутихла, но ненамного. С Любовью Андреевной осталась внучка – у неё были каникулы, и она ухаживала за бабушкой. Нога ещё побаливала, и опухоль не сходила. На третий день Любовь Андреевна решила все-таки показаться врачу. Вместе с внучкой кое-как на такси добрались до поликлиники. Снимок обнадежил: перелома нет, но сильный ушиб колена. Врач назначил соответствующее лечение, и они отправились домой.

      Целую неделю Любови Андреевне пришлось проваляться на диване. А потом ещё три недели «разрабатывать ногу», как велел врач. Все это время она была практически одна. Даша сразу после визита в поликлинику уехала домой. Вечерами после работы навещала Надя. Убиралась, готовила и, посидев немного, уходила. Так что все дни Любовь Андреевна оставалась наедине с телевизором, книгами и кроссвордами. Но и они не помогали заглушить тяжесть в душе. Прага откладывалась. Так и не дошла она до миграционной службы. Так и ходит она по давно утоптанному кругу и вырваться из него нет никакой возможности. А ещё это чувство одиночества, которое Любовь Андреевна всячески пыталась не замечать или старалась задавить в себе. Сейчас оно вырвалось на свободу и навалилось на неё всей своей тяжестью.  Временами накатывал страх перед неизвестностью: справится ли с тем, что ждёт её впереди? И что ждёт? Потом она начинала сердиться на себя: как так случилось и когда случилось, что она начала бояться жизни? Мир такой огромный, а люди постепенно, незаметно как-то отгораживаются от него и живут в своем тесном и неинтересном мирке, который становится для них единственным. Оказывается, вырваться, выползти из него совсем непросто. А жизнь проходит… Нет, надо прервать привычный распорядок, разорвать эту цепь.