Аромат волшебства. Элтэнно. Хранимая Звездой

было, мы, Федюнь, с тобой сейчас и после поутру вместе на кладбище сходим.

      – Не доверяешь мне, что ли? – нехорошо сузил глаза воришка.

      – Доверяю, но обмануться не хочу. Тут дело серьёзное. Кому кныш, а кому шиш наверняка знать надобно.

      – Ну смотри-смотри, – усмехнулся Федюнька. – Пошли тогда закладку делать. Всё равно уже вечер, а с этими двумя пока водиться неохота.

      – Пошли.

      Ребята ушли, и вскоре вся компания разбежалась. Было ещё не так поздно, обычно все дольше заигрывались, но братья этому обрадовались. Мать, конечно, если отчима не было, их из дома выпускала, чтобы совсем в четырёх стенах не зачахли, но надолго уходить не велела. Поэтому мальчишки вернулись и весь оставшийся вечер вели себя смирно и ладно, чтобы никто их в предстоящем не заподозрил. Лишь в своей комнате они ненадолго поссорились, так как Виталька брата с собой брать не хотел, а тот отвязываться не возжелал. Но они быстро помирились и вместе выбрались из дома через окно гостиной.

      ***

      Кладбище «Вознесенское» находилось не так далеко от дома братьев. Всего с полчаса размеренным шагом по улицам пройтись и вот оно. Всё-таки квартал, выбранный виконтом Даглицким для проживания, хотя и считался приличным, но аристократов в нём крайне мало обитало. Например, на всю Ольховую улицу только Людвиг Пламенный и имелся. Здесь всё больше купцы, удачливые ремесленники и прочие зажиточные горожане жили. Однако, и кого-то попроще встретить можно было. Не бывает в городе такого, чтобы где-то неудачливое семейство не втиснулось. И потому на подвальном этаже доходного дома купца Громыки снимали комнатку вечно пьяные сапожник и его вторая жена-прачка. Жил с ними и мальчонка Федюнька. Из всех детей сапожника только этот, оставшийся от первой богомольной жинки, не умер во младенчестве, а дожил до девяти лет и, судя по всему, жить и жить собирался. Здоровьем природа мальчика не обделила. Забитым характером он тоже не обладал. Так что на очередную выволочку от гадкой мачехи Федюнька погрозил родителям кулаком и, решив больше никогда домой не возвращаться, задыхаясь от гнева выбежал на улицу. Вслед ему доносилась грязная брань.

      Жить своим умом да самому по себе в положении этого мальчишки дело правильное было. Вот только денег на то у Федюньки не имелось. Ни одного медяка. Не под мостами же ночевать? Не в приют же идти батрачить за жидкую похлёбку? А кто малолетку к себе примет? В воровскую гильдию можно было бы податься, но там сперва нужно что‑нибудь стоящее принести, а у него ничего такого нету. Чётки вот разве что малахитовые, так ведь на кладбище они теперь лежат. Ждут, когда их барчуки себе заберут.

      Посидел-посидел на мостовой Федюнька. И зябко ему, и боязно, что крыса какая‑нибудь за ногу цапнет. Много их нынче ночью что‑то выбежало из нор да по улицам разбежалось. А потому поднялся мальчик и пошёл к Серому.

      Серый не так далеко жил и вызвать его на улицу просто было. Он при кузнице в пристройке ночевал. И пока остальные подмастерья без задних ног от усталости дрыхли, парнишка, отреагировав на броски друга мелкими