В поисках праздника. Часть 2. Плыть по звездам. Виталий Капустянский

сухие стебли были повсюду, они помогали разжечь костер. Чиркнув спичкой, я опустил ее на дно моей печи, желтые сухие стебли быстро меняли цвет и передавали друг другу бледный на солнце огонь, словно они участвовали в неизвестной мне эстафете. Огонь перекинулся на ветки, и в секунды пламя вырвалось наружу, я установил черный котелок на закопченные камни, и мы уселись на ложе. Голубой горизонт был чист, синие разводы моря переливались на солнце и завораживали. Вся моя душа впитывала чистоту этого утра, и я почти был счастлив. Но моя свита была уже здесь, и мысли снова овладели мной, моя беременная жена обиделась на меня, и я чувствовал себя виноватым, но еще больше я чувствовал себя усталым. Я думал о том, как новая жизнь проникает в нас, меняя наши судьбы, меняя наши принципы и мировоззрение в целом.

      – Ты где? Альфа-центавра, вернись с небес, пора заваривать чай. Ладно, я сама заварю.

      Я женился в очень трудное время, время глобальных политических и экономических потрясений, но мы старались выжить в наполовину злом старом мире и наполовину в новом с гнилой желтой улыбкой. Вот он чистый горизонт, как он далек от нашего мира.

      – Альфа-центавра, пора пить чай. Ну, где ты все летаешь?

      – Я здесь, моя рыбка. Я снова здесь, на обетованной земле.

      Вика осторожно взяла кружку в руки и поднесла ее к губам, сделав маленький глоточек, она замотала головой. – Ой, какой он крепкий, я такой не пью. У тебя есть сахар?

      – Да, возьми в центральном кармане рюкзака.

      – Раз, два, три, четыре, пять, сахар, я кладу опять.

      – Будешь тушенку с черным хлебом?

      – Я голодная, Альфа-центавра, я не могу есть эту студенческую кашу. Корми меня скорей, – сказала Вика, словно она была совсем маленькая.

      Я достал банку тушенки, вскрыл ее ножом и поставил на горячие камни, в банке сразу зашипел жир и запахло мясом. Нарезав мясо маленькими кусочками, я сделал бутерброды и положил их на алюминиевую крышку котелка.

      – Ой, как хочу бутербродик, – завизжала Вика.

      – Бедная моя, голодная доченька, и никто тебя в лагере не накормит и никто тебя не приголубит, – наглаживая спину Вике, говорил я.

      Но наш дуэт, отец и голодная дочь, был внезапно разрушен поднявшимся на горную сцену улыбающимся Дмитрием.

      – Так, так, – торжествующе воскликнул он.

      И вскинув руки к лицу, Дмитрий, прищурив один глаз, стал нас фотографировать воображаемым фотоаппаратом.

      – Так, спинку ровней, улыбочку. Все, снято, замечательно. Компромат готов.

      – Кто это, Альфа-центавра? – жуя, спросила Вика.

      – Это – возбужденный Пегас, – ответил я.

      – Если не ошибаюсь, Пегас это конь? – перестав жевать, спросила Вика.

      – Вот именно, конь.

      – Но, но, но, но, попрошу без оскорблений, – возмутился Дмитрий.

      – Возьми лучше бутерброд.

      – Так, это взятка при свидетелях, – сказал Дмитрий и утащил последний бутерброд.

      – Ох, я наелась, аж животик надулся, посмотри какой, – откидываясь