Собор у моря. Ильдефонсо Фальконес

небольшая, но чистая, с двумя тюфяками на полу – единственными «предметами мебели» в ней.

      Сюда доносился постоянный шум волн, и под этот привычный аккомпанемент проходила жизнь хозяев дома. Арнау напряг слух – и уловил звуки, доносившиеся сюда со строительной площадки церкви Святой Марии, которая находилась неподалеку.

      Они поужинали обычной ольей, приготовленной женой Пере. Арнау посмотрел на блюдо, поднял глаза и улыбнулся отцу. Как далеко была от них теперь бурда Эстраньи!

      Все трое поели с аппетитом, чувствуя на себе заботливый взгляд хозяйки, готовой снова наполнить их тарелки.

      – А теперь – спать, – сказал Бернат, умиротворенный событиями дня. – Завтра на работу.

      Жоанет задумался. Когда все встали из-за стола, он посмотрел на Берната и повернулся к двери.

      – Не время выходить на улицу, сынок, – мягко произнес Бернат в присутствии обоих стариков.

      И мальчик остался.

      13

      – Это – брат моей матери и его сын, – сказала Маргарида своей мачехе, когда та узнала, что Грау заключил контракт еще с двумя людьми, чтобы те смотрели за семью лошадьми.

      Грау заявил ей, что ничего не хочет знать о лошадях, и действительно, он даже не спустился вниз, чтобы осмотреть великолепные конюшни, расположенные на первом этаже особняка. Молодая супруга сама выбрала животных и привела с собой своего старшего конюха Жезуса, который посоветовал госпоже взять опытного стремянного Томаса.

      Но четверо конюхов для семи лошадей – это слишком даже для привычек баронессы, и она высказала свои претензии по этому поводу в первое же посещение конюшен, после того как взяли Эстаньолов.

      Изабель настояла, чтобы Маргарида продолжила рассказ.

      – Они были крестьянами, рабами-земледельцами, – сообщила девочка.

      Изабель не проронила ни слова, но с этого момента у нее появились подозрения.

      – Его сын, Арнау, – говорила между тем Маргарида, – виноват в смерти моего младшего брата Гиамона. Я ненавижу их! Не понимаю, зачем отец нанял этих Эстаньолов.

      – Мы узнаем, в чем дело, – заверила ее баронесса, цедя слова и не отрывая взгляда от спины Берната, который чистил одну из лошадей.

      Однако Грау не придал значения словам супруги.

      – Я счел это необходимым, – коротко объяснил он, подтвердив ее подозрения, что его родственники – беглые крестьяне.

      – Если бы мой отец узнал…

      – Но ведь он не узнает, не правда ли, Изабель? – Грау пронзительно посмотрел на жену, которая уже была готова спуститься к ужину.

      Это был один из новых обычаев, введенных ею в жизнь Пуча и его семьи.

      Баронессе едва исполнилось двадцать лет; она была ужасно худа, как и Грау. Некрасивая и лишенная тех соблазнительных изгибов, которыми в свое время очаровала жениха Гиамона, она к тому же обладала несносным характером, хотя поначалу Грау искренне верил, что благородство происхождения положительно влияет на нрав человека.

      – Тебе ведь не хотелось бы, чтобы твой отец узнал, что ты живешь с двумя беглецами?

      Баронесса