Бей или беги. Владимир Дмитриевич Окороков

с опаской и уважением, другие с брезгливым отвращением. Листали документы, куда-то звонили, в общем, переполох получился приличный. Чуть позже приехали чиновники Французского посольства, кажется консул или его заместитель, был также военный атташе. Они тихонько поговорили с Василием на французском, посокрушались, заверили, что приложат все усилия, чтобы вытащить его из этой варварской страны, в крайнем случае, если он будет отбывать заключение здесь, в России, то они сделают все возможное, чтобы у него было более комфортное содержание, чем в обычных российских лагерях. Василий понимал, что никому он не нужен. То, что говорит и консул, и атташе это обычные слова, предусмотренные для таких случаев. Во Франции его никто не ждал. У него не было ни семьи, ни родных, ни даже знакомых кому следовало бы сообщить о случившемся с ним происшествии. Они тоже это все понимали, но продолжали его успокаивать, обещали адвокатов, то есть выполняли свою миссию до конца, как и положено.

      Примерно через час Василия под усиленным конвоем, закованным в наручники, привели на второй этаж в просторный, ярко освещенный кабинет, где за длинным столом сидели человек десять старших офицеров в разной форме, с разными знаками различия и званиями. Среди присутствующих трое были в гражданской одежде, но по выправке и по терминологии, было понятно, что они тоже были людьми военными, причем весьма высокого ранга.

      Глава 6

      – Спросите его, зачем он это сделал? – Обратился один из генералов к молодому лейтенанту, видимо переводчику.

      Василий промолчал. За все время следствия и судебного процесса он больше ни разу даже не откроет рта и не ответит ни на один вопрос, даже не взглянет на людей, эти вопросы задающих.

      Маска высокомерия и равнодушного пренебрежения не покидала его лица.

      В ту же ночь Василий был этапирован в следственный изолятор ФСБ и помещен в трехместную камеру, где уже находились двое сидельцев. Василий догадывался, что это наверняка подсадные. Ну, или хотя бы один из них, обязательно должен был быть наседкой. Наверняка полицейское начальство знало, что Василий говорить умеет, ведь как-то же он общался с Жорой и его друзьями, пусть даже по-французски, но все же. Значит язык у него есть. Да и с посольскими он говорил, правда о чем они говорили никто не слышал, ну не в молчанку же они играли почти целый час.

      Идя навстречу полицейскому руководству, Василий вежливо поздоровался с обитателями камеры, причем сделал это на чистейшем русском языке, чем несказанно удивил их. Так как им было вероятно уже сказано, что подселят к ним иностранца, который по-русски ни бум-бум, только и умеет, что уши у лохов зазевавшихся отрывать под корень.

      Они тоже молча покивали ему, пока еще не сообразив, как себя вести. Оказывается умеет мужик говорить и даже очень бойко, и не только по-французски. А может он вообще не иностранец? Так, дурил мозги ментам, а они и впрямь невесть чего подумали. В камере было душно и когда Василий, вытерев с лица пот, снятой с себя рубашкой, больше ее не одел, сомнения сокамерников