Мой мальчик. Елена Истомина

ее полчаса полоскало. Не могу так, говорит! Думала легких денег на лечение больной дочери заработать. А они совсем не легкими оказались. Лучше повешусь, говорит. Дочке, сиротское пособие хоть платить будут. Я ее тупо пожалел. На хорошую работу устроил, дочку вылечил, квартирку снимал. Сразу сказал, что у меня жена и трое детей и они для меня, все. Семья неприкосновенна. А она, видишь, чем отплатила, за добро все.

      – Точно не обещал?

      – Точно. Я и бывал то у нее, не чаще раза в неделю, с продуктами. Последнее время, я стал замечать, что она явно хочет большего и вообще прекратил визиты.

      – Лет ей сколько? – Не могла не полюбопытствовать я.

      – Двадцать пять сейчас.

      Опа! Мой-то моложе! – отметила не без гордости.

      – Отмени свой приказ, пожалуйста. Просто скажи ей, что больше не придешь, и все.

      – Я такого не прощаю, Вер! Я слишком много для нее сделал, от чистого сердца, а мне, за то, в лицо плюнули.

      – Да отправь ее обратно, в ее Сызрань и все! Делов-то! Или это твой фирменный стиль, убивать и калечить? Сколько таких Аленок и их мамаш по всей России закопано?

      – Издеваешься? – фыркнул муж, поднеся телефон к уху. – Отбой! Просто купи ей ближайший билет в Сызрань и пусть ребята под белы рученьки, проводят до дому.

      – Время собраться дать? – по-деловому, сухо, спросил незнакомый, мужской голос.

      – Если оно будет по билетам.

      – Передать чего?

      – Что предательства я не прощаю, – прозвучало весьма угрожающе. Видимо, сказано было и для меня тоже.

      Вороновский был в своем репертуаре, как он сам говорил: даже если обосрался по-крупному, не забывай, что именно ты хозяин положения! Иначе – сожрут тут же!

      – Верка! Ой, Верка! Какая же ты у меня умничка, а! – Олег подошел ко мне. Встал на колени. Обнял мои и уткнулся в них носом. – Страшно представить, что я чуть не сотворил, Вер. Если бы не ты… Я бы с этим жить не смог! Прости меня, Вер! Прости! Это будет мне хорошим уроком! Ты у меня самая лучшая! Мудрая! Замечательная. Моя родная! Любимая! – Мои колени и руки, вновь обцеловали. Я же сидела как статуя, в ступоре. Понимая, что, прожив с ним двадцать пять лет и думая, что знаю о нем все, на самом деле я не знаю ничего! И уже никогда не смогу доверять ему как прежде.

      Муж сбросил халат, подхватил меня на руки и отнес в ванную. Сел в воду так и держа меня на руках, ласкал руками мою грудь, покрывал поцелуями шею.

      Я не чувствовала ничего, просто смотрела в потолок, тупым, невидящим взглядом. Я даже не ощутила, как он вошел в меня. Мне было все равно, что делают с моим телом, в голове билась лишь одна мысль – кажется, я выжила сейчас, и спасла людей, только потому, что Олег знает, что верховный прокурор города, ко мне не равнодушен и смерть мою так просто не оставит, и не известно еще до чего в итоге докопается.

      – Верочка! Ну, посмотри же на меня! Любимая! – умолял муж, устав целовать мое безучастное тело.

      Я посмотрела в затуманенные страстью глаза мужа и руки сами сместились с его плеч на горло и со всей силы сжали его.

      – Пошалить