Илларион. Даниил Свиридов

не понял бы, что самое время делать ноги. Скорейшее отступление было первым, что пришло в голову Айзеку после того, как он мысленно обматерил сообщницу, использовав все богатство своего лексикона. На лбу выступил пот, Айзек обомлел, с ужасом уставившись на безалаберную подельницу. Не передать, сколько всего успел он себе нафантазировать, пока Сибилла не захохотала во весь голос. Долго соображать не пришлось. Очевидность ее коварной шутки победила страх. Айзек, сжавшийся было в ожидании беды, распрямил плечи и облегченно вздохнул.

      – Ты прекрасно знала, что здесь никого не будет, – обвинительно заключил он, вернув себе самообладание. – Говори уже, что мы здесь ищем?

      – Мы ищем картину. Один старпер отказался мне ее продавать, а я привыкла получать то, чего хочу.

      – Ты уверена, что она здесь?

      – Да. Так же, как уверена, что дома, кроме нас, никого нет.

      – М-да… – протянул Айзек. Он включил фонарик и присоединился к поискам. – Наводку поточнее тебе не дали? Среди этого бардака хрен что найдешь. – Перешагнув через опрокинутые бутылки и осколки вазы, Айзек прошел к лестнице. – Я погляжу в подвале.

      – Угу, – отвлеченно пробубнила Сибилла.

      – Ты ведь оставишь ему деньги за картину? – крикнул писатель уже снизу.

      – Ну уж нет! Я предлагала сумму, в сто раз превосходящую реальную стоимость! Пускай подавится своей жадностью! – откликнулась Сибилла откуда-то из кухни.

      Между тем, стоило Айзеку спуститься всего на метр в подвал, как бетонные стены заметно приглушили ее речь. Девушка пустилась в какое-то длинное гневное повествование о безуспешных переговорах со стариком, но писателю не удалось расслышать рассказ от начала до конца. Подвальное помещение оказалось самым маленьким в доме, меньше него была разве что кладовка, в которую хозяева прятали пылесос, швабру и прочие принадлежности для уборки, которыми здесь явно пользовались нечасто.

      Ступая по обрывкам газет и бумаги, которыми был устелен пол, словно в сценах из шпионского фильма, Айзек дошел до середины комнаты. В отличие от Сибиллы он пытался как можно уважительней относиться к искусному беспорядку владельца и ничего не трогал без надобности. В подвале же остаться безучастным стало сложно: неугомонное любопытство возбуждало все, что здесь находилось, – на бельевых веревках, протянутых под потолком, висели сотни фотографий. Какие-то из них были черно-белые, на твердой бумаге. Другие переливались цветами современной печати. Третьи выглядели потрепанными, а изображения на них – размытыми, нечеткими, будто их сделали не меньше полувека назад. Старые газетные вырезки обветшали и, казалось, стоило на них дунуть, как они отправятся в макулатурный рай. В то же время их молодые соседи чувствовали себя вполне уверенно и готовы были задержаться здесь подольше. Пришпиленные булавками к стене статьи, как и фотографии, сопровождались каракулями на каком-то языке. Паутина из красной капроновой нити овевала полчища элементов