Русская борзая (сборник). Милорад Павич

це давно уже сгинувшего кармашка. Мой прадед по отцу, д-р Стеван Михаилович, измерял этими часами последние годы своей жизни. Обстоятельства, при которых он, судья в отставке и разведенный супруг, умер в 1922 году в Сомборе, были довольно странными. Настолько странными, что ни моя бабушка (его дочь), ни сомборские приятели нашего семейства Лалошевичи ни разу не упомянули, что прадед похоронен в вечерней тени сомборской часовни. Я прослышал об этом случайно и, сообразив, что мы с женой и детьми не раз проходили возле кладбища, не подозревая, что он там лежит, решил во всем разобраться.

      Вот что мне удалось узнать.

      В Сомборе во времена д-ра Стевана Михаиловича еще торговали контрабандными драгоценностями. Девушки продавали свои косы, в городе были мастера, делавшие из человеческих волос щетки; прадед их покупал, предпочитая те, что сделаны из острых бород и усов разного цвета – черные, рыжие, желтые, белые. Поутру он расчесывал свои волосы чужими и говорил, усмехаясь, своему отражению в зеркале:

      – Берегись мужчины, что зевает в твоем сне! Пока он не появился, ничего не бойся!

      По слухам, он любил свое лицо, носил раздвоенную бороду и такие усы, будто поседевшая ласточка упала ему под нос. Был он бледен, со впалыми висками, и при свете свечи словно глядел этими висками. Женщины любили его, но с запозданием, когда сам он к ним уже охладевал. В нем угадывалось исключительное явление, а руки его были изваяны столь совершенно, что это можно было понять и по его переброшенным через трость перчаткам. Его красивые пальцы летали над клавишами рояля, когда он на этом же рояле играл с моей прабабушкой в шахматы. Ел он ложкой из оленьего рога, табачный дым выдыхал себе в карман и ежедневно после полудня дожидался в кафане[1] мгновения, когда время останавливается, ибо как раз после полудня это там иногда и случалось. А потом, когда кафана наполнялась людьми, он уходил домой, чтобы отдохнуть и выгулять свою собаку. Иногда он замирал перед ней посреди самой большой комнаты, где один угол был совсем глухой, а три остальных отзывались эхом, и чувствовал, что становится старше героев книг на полках. Собак он любил, но не охотился и, покуда был женат вторым браком на моей прабабушке, их не держал. Однажды прабабушка достала из стенного шкафа все белье, негромко напевая, выстирала и выгладила его, распорядилась починить окна и замки, велела почистить все столовое серебро и все прадедовы башмаки и сапоги; перетянула заново кресла, обшив канты фарфоровыми пуговицами, сменила постельное белье, сварила мужу суп из свинины с лимоном, поцеловала, как обычно, когда он уходил в суд, и покинула его. Переехала с детьми к своей матери. Оставшись один, прадед спрыснул цветы вином и раздобыл молодую суку, русскую борзую, у переселенцев с Украины. Сука могла скрестить уши, морда у нее была острая, как кукурузный початок, а хвост, который она держала между задних ног, был огромным, толщиной с руку у основания и служил ей воздушным рулем. Еще когда она была щенком и ела только молоко и рыбу (мать ее вскормили грудью украинские крестьянки), прадед раздобыл книгу, изданную в Петрограде, о разведении борзых и вычитал в ней краткую историю породы.

      Русская борзая, как и прочие породы борзых, – потомок абиссинского волка и впервые упоминается в достоверных источниках в XVII веке. Берет свое начало из двух знаменитых выводков – перчинского и воронцовского, используется только для конной охоты, так как бежит со скоростью 80 километров в час и может обогнать зайца. Из-за скорости и незаурядной ловкости называется «борзой» (быстрой), с ней охотятся на антилоп, косуль и прочую быстроногую дичь. В русских дворянских имениях с давних пор держали по 64 пса этой породы, лишних удаляли, а недостаток восполняли так – искали человека, который мог подарить борзую. Русская борзая не продается. Великий позор продать или купить борзую. Ее можно разве что получить в подарок. Она кровожадна и, единственная из собак, способна растерзать собственного щенка. Имеет мощные длинные челюсти, при этом верхняя челюсть значительно «старше» нижней. Ест борзая опустив голову между передних ног, так что куски пищи лежат у нее на нёбе, а не на языке. Имеет зубы, перемалывающие кости в пыль, и может, не отравившись, высосать у человека кровь из ранки от змеиного укуса. Говорят, что иногда борзая обращается в камень, похожий на борзую, который предсказывает ветер и другие перемены. Дрессировке при этом борзая не поддается, к хозяину не привязывается, однако ее можно натаскать для охоты на волка. Охота эта издавна любима и очень непроста. Для нее держат в своре трех борзых (двух кобелей и суку) одного окраса, то есть вся тройка либо белая, либо пятнистая с переливами от сернистого до желтого цвета. У борзой острая, будто куриная грудь, шерсть на которой перед охотой сбривают, чтобы не мешала при беге. У кобелей белки глаз чуть кровавые, у сук – чисто белые. Тройка, бросившись в погоню, выбирает своего волка, и по окрасу своры легко понять, сколько волков они преследуют. Сколько окрасов, столько и зверей в гоне, потому что тройки между собой не перемешиваются. Для того чтобы сторожить жилище, борзая не годится, она почти немая, более того, если она залает, ее убивают, потому что своим голосом она пугает все живое на расстоянии ружейного выстрела. Она так резко поворачивает на бегу, что может сама сломать себе кости, чаще всего – плечо. Если из норы поднята

1

Кафе, маленький ресторан.