Албазинец. Алексей Воронков

[67] – твой, что ли? – спросил косаря атаман. А тот широко по-крестьянски улыбался.

      – Мой, – ответил тот не без гордости. – Еле успеваю за ним – вот дошлый-то!

      – И как зовут?

      – Его Колькой, меня Андрияном.

      – Добре, – шевельнул усом атаман.

      Он слез с лошади и окинул взглядом угодья. Эх, привольето какое! И тишина. Кажется, слышно, как трава растет. Вот в такую же пору они когда-то с отцом и дедом выходили на покосы. Травы высокие, налитые – так и брызжут, так и брызжут соком на острые лезвия кос. Память возвращает его в далекое детство. Палящее солнце, духота, темные полукружья пота на рубахах косарей. И этот духмяный запах сена! Да разве с ним что-то сравнится? Потом эти медленно ползущие пышные возы, оставляющие за собой по дороге клочки зеленого сена, которые так аппетитно подбирает мягкими губами из пыли тянущееся на закат стадо. А вечером парное молоко, вобравшее в себя весь аромат июньских трав. Пьешь его, и всю дневную усталость как рукой снимает…

      Воспоминания детства, да эти пьянящие травные запахи так подействовали на атамана, что он не смог устоять от соблазна взять в руки литовку да пройтись с нею по полю.

      – Слышь, мужики, может, отдохнете чуток? – неожиданно обратился Никифор к косарям. – Ну а мы с товарищами поработаем за вас. А то в седле-то оно устаешь сидеть – вот и хочется спины поразмять.

      – Эх, забодай меня коза! – пытаясь удержать на месте молодого горячего жеребца, воскликнул Игнашка Рогоза. – Давайте, мужики, соглашайтесь, коль сам атаман Черниговский об этом вас просит!

      Те пожали плечами. Ну, коль есть желание – Бога ради…

      Атаман слез с коня и, отдав поводья своему порученцу Макейке Волошину, принял из рук Андрияна литовку.

      – Ну а вы что же? – обратился он к своим товарищам. – Давай, тоже слезай с коней.

      Несколько казаков тут же последовали его примеру, те же, кому не достались литовки, отвели лошадей в тень, к небольшому березовому островку, что зиял посреди покосов, где, сидя на траве, кормили грудничков две молодые мамашки.

      Перед тем, как начать работу, Никифор оглядел поляну.

      – А не рано ли, мужики, косьбу-то начали? – неожиданно обратился он к косарям. – Вроде и трава еще не встала.

      – Да это она от жары такая, – сказал Андриян. – Ну, а косить надо, пока еще она не семенится.

      – Ну, коли так, то с Богом, – атаман покрепче сжал литовку и сделал пробный укос.

      – Что-то она у тебя не живая, – легонько проведя пальцем по лезвию, деловито произнес он.

      – Да только что правил, – стал оправдываться Андриян.

      – Э, нет, – покачал головой атаман. – Так дело не пойдет. А ну дай оселок.

      Тот вынул из кармана точильный камень.

      Поставив литовку на пятку, Никифор несколько раз дернул ее бруском.

      – Вот теперь дело пойдет, – произнес он и передал точило товарищам. – А ну давай, и вы поправьте косы.

      А людям-то его все это было не внове. Они наравне с пашенными когда-то и хлеба растили, и скот держали. Но вот позвали их ратные