Война и мир. Лев Толстой

как все мужчины эгоисты, все, все эгоисты! Сам из-за своих прихотей бог знает зачем бросает меня, запирает в деревню одну.

      – С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.

      – Все равно одна, без моих друзей… И хочет, чтоб я не боялась. – Тон ее уже был ворчливый, губка поднималась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выражение. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свои будущие роды, тогда как в этом и состояла сущность дела.

      – Все-таки я не понял, чего ты боишься, – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.

      Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.

      – Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…

      – Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.

      Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей встал и, пожав плечами, прошелся по комнате.

      Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на того, то на другого и зашевелился, как будто он то хотел встать, то опять раздумывал.

      – Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую некрасивую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Андрей: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?

      – Лиза! – только сказал князь Андрей, но в этом слове были и просьба и угроза и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:

      – Ты обращаешься со мной как с больною или с ребенком. Я все вижу. Разве ты такой был полгода назад?

      – Лиза, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.

      Пьер, все более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.

      – Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что, я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте… извините меня…

      И он, раскланиваясь, собирался уходить. Князь Андрей остановил его за руку.

      – Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.

      – Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.

      – Лиза, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.

      Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.

      – Боже мой, боже мой! – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в коричневый лоб.

      – Доброй ночи, Лиза, – сказал князь Андрей,