Война и мир. Лев Толстой

поздно. Роялистов нет больше. Одни бросили свое отечество, другие сделались бонапартистами. Все Сен-Жерменское предместье преклоняется перед императором.

      – Есть исключения, – сказал виконт снисходительно.

      Светская, привычная Анна Павловна беспокойно смотрела то на виконта, то на неприличного молодого человека и не могла себе простить того, что неосторожно пригласила этого юношу, не узнавши его прежде.

      Неприличный юноша был незаконный сын знаменитого богача и вельможи. Анна Павловна пригласила его из уважения к отцу и принимая в соображение то, что этот мсье Пьер только что приехал из-за границы, где он воспитывался.

      «Если б я знала, что он так дурно воспитан и бонапартист», – думала она, глядя на его большую стриженую голову и мясистые крупные черты. «Вот воспитание, какое дают теперь молодым людям, – думала она. – Сразу виден человек хорошего общества», – говорила она про себя, любуясь спокойствием виконта.

      – Почти все дворянство, – продолжал Пьер, – перешло к Бонапарту.

      – Это говорят бонапартисты, – сказал виконт. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.

      – По словам Бонапарта, – сказал князь Андрей, и невольно все обратились на его тихий, ленивый, но слышный всегда по своей самоуверенности голос, ожидая услышать, что же сказал Бонапарт.

      – «Я показал им путь славы, они не хотели, – продолжал князь Андрей после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – я открыл им мои передние, они бросились толпой». Не знаю, до какой степени имел он право так говорить, но это зло, очень зло, – заключил он с кислою улыбкой и отвернулся.

      – Он имел право это сказать против роялистской аристократии; ее теперь нет во Франции, – подхватил Пьер, – а если есть, то она не имеет веса. А народ? Народ обожает великого человека, и народ избрал его. Народ не имеет предубеждения; он видел гения и героя величайшего в мире.

      – Если для некоторых и был героем, – сказал виконт, не отвечая молодому человеку и даже не глядя на него, но обращаясь к Анне Павловне и князю Андрею, – то после убийства герцога одним мучеником стало больше на небе, одним героем меньше на земле.

      He успели еще Анна Павловна и другие оценить этих слов виконта, как невыезженная лошадь уже продолжала свои забавные и непривычные козелки.

      – Казнь герцога Энгиенского, – продолжал Пьер, – была государственная необходимость, и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.

      – Вы одобряете убийство, – страшным шепотом проговорила Анна Павловна.

      – Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души, – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.

      – А! О! – сказали разные голоса.

      – Превосходно, – вдруг по-английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке. Виконт только пожал плечами.

      – Хороший или дурной поступок убийство герцога? – сказал он, удивляя