Последний из могикан. Джеймс Купер

постепенно разгладились, и он слегка улыбнулся. Алиса не сдержала смеха. И даже в темных задумчивых глазах Коры блеснула усмешка.

      – Вы хотите видеть кого-нибудь из нас? – спросил Дункан, когда странный всадник подъехал и задержал лошадь. – Надеюсь, вы не привезли нам дурных известий?

      – Вот именно, – ответил незнакомец, размахивая своей треугольной шляпой, чтобы привести в движение душный лесной воздух, и предоставив слушателям решать, к какой части вопроса относится его замечание. Однако, освежив свое разгоряченное лицо и отдышавшись, чудак прибавил: – Говорят, вы едете в форт Уильям-Генри. Я направляюсь туда же, а потому решил, что всем нам доставит удовольствие совершить этот переезд в приятном обществе.

      – Вы, кажется, присвоили себе право решающего голоса, – возразил Хейворд. – Но нас трое, вы же посоветовались только с одним собой.

      – Вот именно. Самое главное – это узнать собственные желания, а когда это уже известно, то остается только выполнить свое намерение. Поэтому-то я и догнал вас.

      – Если вы едете к озеру, вы ошиблись дорогой, – высокомерно заметил Дункан. – Большая дорога осталась по крайней мере на полмили позади вас.

      – Вот именно, – ответил странный всадник, нимало не смущенный холодным приемом. – Я прожил всего неделю в Эдварде и не спросил бы, по какой дороге мне нужно ехать, только в том случае, если бы онемел, но тогда я погиб бы для избранной мною профессии. – Он слегка хихикнул, словно скромность не позволяла ему открыто восхищаться своим остроумием, которое было совершенно непонятно слушателям, и продолжал: – Со стороны человека моей профессии неосторожно слишком запросто держаться с людьми, которых он должен поучать; вот причина, по которой я не поехал вслед за отрядом. Кроме того, я считаю, что такой джентльмен, как вы, конечно, лучше всех других может руководить путниками. Это соображение заставило меня присоединиться к вашему обществу. И наконец, с вами мне будет веселее ехать: мы можем беседовать.

      – Какое самовольное и необдуманное решение! – ответил Хейворд, не зная, дать ли волю раздражению или расхохотаться в лицо незнакомцу. – Но вы говорите о поручениях и о профессии. Кто вы? Не учитель ли, преподающий благородную науку обвинения и защиты? Или вы один из тех, что вечно чертят прямые линии да углы, утверждая, будто они занимаются математикой?

      Незнакомец с явным удивлением посмотрел на Хейворда, потом без самодовольства – напротив, с величайшим торжественным смирением – ответил:

      – Надеюсь, ни о каких обвинениях речь не идет; о защите я не помышляю, так как, по милости Божией, не совершил никакого великого греха. Вашего намека на линии и углы я совершенно не понял; дело обучения ближних я предоставляю тем, кто избран совершать это святое дело. Я предъявляю только притязание на светлое искусство псалмопения, на умение возносить хвалы и славословия.

      – Это, очевидно, ученик Аполлона{21}, – смеясь, воскликнула

21

…ученик Аполлона… – Аполлон, древнегреческое божество, олицетворяющее свет, покровитель наук и искусств, то же, что и славянский Купала.