Собор Парижской Богоматери (сборник). Виктор Гюго

к тому времени, как шум немножко стих, наш поэт придумал средство, которое, по его мнению, могло спасти все.

      – Сударь, – обратился он к одному из своих соседей, толстяку с добродушным лицом, – а что, если бы начать снова?

      – Что? – спросил тот.

      – Что? Да, конечно, мистерию, – ответил Гренгуар.

      – Как знаете, – отвечал сосед.

      Этого далеко не полного одобрения оказалось вполне достаточно для Гренгуара. Он вмешался в толпу и начал кричать как можно громче:

      – Начинайте мистерию сначала! Начинайте сначала!

      – Черт возьми! – воскликнул Жан де Молендино. – С чего это они так разорались на том конце? (Гренгуар шумел и кричал за четверых.) Послушайте, братцы, ведь мистерия окончена? А они хотят начинать ее сначала. Это несправедливо!

      – Несправедливо! Несправедливо! – закричали студенты. – Долой мистерию! Долой!

      Но Гренгуар не сдался и начал кричать еще громче:

      – Начинайте! Начинайте!

      Эти крики привлекли внимание кардинала.

      – Господин дворцовый судья, – обратился он к высокому человеку в черной одежде, стоявшему в нескольких шагах от него, – что эти бездельники подняли за возню, точно бес перед заутреней?

      Дворцовый судья принадлежал, если можно так выразиться, к семейству амфибий и был чем-то вроде летучей мыши судебного сословия, не то крысой, не то птицей, судьей и вместе с тем солдатом.

      Он подошел к его преосвященству и, боясь возбудить его неудовольствие и заикаясь от страха, объяснил ему, в чем дело. Полдень наступил до прибытия его преосвященства, народ начал волноваться и требовать, чтобы начинали представление, а потому актеры вынуждены были начать, не дожидаясь его преосвященства.

      Кардинал расхохотался.

      – Клянусь честью, – воскликнул он, – и ректору университета не мешало бы поступить так же. Как вы полагаете, мэтр Гильом Рим?

      – Ваше преосвященство, – отвечал Рим, – будем довольны и тем, что пропустили хотя половину комедии. Во всяком случае, мы в выигрыше.

      – Дозволит ли ваше преосвященство продолжать представление? – спросил судья.

      – Продолжайте, продолжайте – мне все равно. Я пока почитаю мой требник.

      Судья подошел к краю эстрады и, подняв руку, чтобы водворить тишину, закричал:

      – Горожане, крестьяне и жители новых городов! Чтобы удовлетворить тех, кто желает слушать с самого начала, и тех, кто не желает слушать совсем, его преосвященство приказывает продолжать представление.

      Обе стороны принуждены были покориться. Но ни автор, ни зрители не были довольны решением кардинала и долго не могли простить ему этого.

      Актеры снова принялись декламировать стихи, и Гренгуар надеялся, что хоть конец его произведения будет выслушан внимательно. Но и эта надежда оказалась, как водится, обманчивой. Тишина действительно мало-помалу водворилась в зале, но Гренгуар не заметил, что эстрада была далеко не полна