Дожить до завтра. Марина Серова

опустилась в благоухающее пенное блаженство. Вода в ванне расступилась, приняла мое тело и снова сошлась, надежно укрыв его и от изнуряющей июльской жары, и от всех этих подружек с их дачами, автобусами, детьми и комарами.

      И тогда зазвонил телефон. Я, расплескивая воду, помчалась в прихожую.

      – Алле!

      – Извините, я ошибся номером, – пророкотал из трубки незнакомый баритон, и тотчас пошли короткие гудки.

      «Уж не от Грома ли?» – подумала я, угнетенно наблюдая в зеркало, как стекающая с голого тела вода образует на полу маленькое Черное море. Время я еще не упустила, но и тянуть с выходом на связь, если этот звонок – «привет» от майора Сурова, не следовало.

      Я пожала плечами, водрузила трубку на место и направилась в ванную – быстренько превращать священнодействие в «помывку личного состава».

      «Интересно, какое задание я получу на этот раз?» – попыталась сообразить я и снова опустилась в уже начавшую оседать пену.

      После быстрого и позорного провала разведгруппы в Югославии все мы стали как зачумленные – ни жизни, ни работы. Если, конечно, не считать жизнью воскресный «отдых» на даче, а работой – исполнение должности юрисконсульта Тарасовского Комитета солдатских матерей. Мне этого не хватало. И то, что работа в комитете – всего лишь «ширма», прикрытие, нисколько не утешало: уж очень однообразной была моя жизнь. Армия штамповала отписки, как брила затылки, – одна в одну. Меры, разумеется, принимались: одних списывали, других сажали, отчего моя деятельность тоже как бы имела смысл. Если бы Мату Хари продержали в таком положении, сколько и меня, она бы набрала вес и в конце концов выскочила замуж за вражеского офицера. Чтобы избежать еще худшей судьбы «вечной запасной».

      Я покончила с мытьем, наскоро вытерлась, накинула сарафан и шлепанцы и выскочила за дверь. Газеты еще продавались, и я, схватив две основные, помчалась домой, на ходу просматривая колонки частных объявлений. Так и есть: одно было обращено ко мне.

      «Багира, спасибо за науку. Ты еще помнишь нашу опушку? Твой Балу». Это означало, что Гром назначил мне встречу в городском парке Тарасова – возле деревянной статуи танцующего медведя – «Балу». «Спасибо» означало подтверждение обычного времени встречи – 18.00.

      Я стремительно привела себя в порядок и поехала в парк – благо от моего дома это не так далеко.

      Гром подошел к месту встречи одновременно со мной.

      – Здравствуй, Юленька.

      – Здравствуйте, Андрей Леонидович…

      – Ты одна? – Гром быстро и внимательно осмотрелся.

      Он, конечно же, имел в виду возможный «хвост» – последнее задание прошло не очень гладко, и Гром предпочитал перестраховаться.

      – А с кем же еще, Андрей Леонидович? Того хорвата вы мне отсоветовали, сами замуж не берете, – сделав вид, что не поняла его озабоченности, съехидничала я.

      – Ю-юленька, заросшие боевики – дурной тон, – с укоризной протянул Гром, оставив за кадром укол в собственный адрес.

      Мы неторопливо пошли по роскошной дубовой аллее.

      – Ну что, Андрей Леонидович, где вы пропадали?! – поинтересовалась я.

      – На даче, Юленька, на даче, – одними губами улыбнулся Гром.

      – Опять? – вздохнула я. «На даче» языком Грома означало дачу показаний где-нибудь в генпрокуратуре. А из этого всегда следовало одно и то же: что-то где-то пошло не так.

      «Не так» все пошло задолго до Югославии. Дурная манера начальства не держать слова, да и просто не исполнять своих прямых обязанностей стала традицией. Иногда и вовсе казалось, что все результаты наших трудов кто-то нагло и методично спускает в сортир.

      – Когда работать начнем? – поинтересовалась я.

      – А что, из Комитета солдатских матерей тебя выгнали?

      – Я о настоящей работе, вы стрелки-то не переводите…

      – Сегодня, Юленька, сегодня. Если ты, конечно, готова.

      Душа моя ухнула вниз и снова взлетела – высоко-высоко!

      – Чем хоть заниматься будем?

      – Ты, Юленька, в порядке исполнения своих трудовых обязанностей поедешь проверять жалобы. Дня на три.

      – Чьи?

      – Матерей, Юленька, матерей – тех самых, на которых работаешь… Я ведь не ошибся: плановая проверка Воскресенского гарнизона назначена на июль?

      – Верно, – поразилась я феноменальной памяти Грома; план проверок он видел мельком месяцев шесть назад. – То-то председательша обрадуется, если я соглашусь сама ехать: ей на конференцию надо, в Москву!

      – Вот и отлично. Проверишь, конечно, своих солдатиков… а заодно посмотришь, как там с сохранностью оружия…

      – Одним глазком? – издевательски подначила я. – Что я сделаю за три дня?

      – Не кипятись. Я тоже подъеду.

      На следующий день я получила «добро» председателя Комитета солдатских матерей Светланы Алексеевны, подписала бумаги и даже получила суточные.

      Проверка совпала с проводимой губернатором кампанией