Лехаим!. Виталий Мелик-Карамов

все наши слушатели знают идиш, – заметил господин в котелке.

      Пока продолжалась эта короткая пикировка, дамы в окнах, не замечая друг друга, продолжали разглядывать, что происходит перед домом.

      Наконец троица двинулась, оглядев себя в витрине еще закрытого кафе. В большой зеркальной поверхности отразился маленький кривоногий Фима в синем матерчатом кепи, в каких ходили французские рабочие, и с красным платком на шее, коренастый Владимир Ильич в уже упомянутом котелке и полосатой тройке и длинный Моня в соломенном канотье с широкой цветной лентой и в светлом парусиновом костюме.

      Три совершенно не подходящих друг другу господина шустро зашагали навстречу разгоравшемуся дню начала лета.

      Зоркому Ильичу явно не нравилось, что Моня строит глазки проезжающим мимо молодым дамам, каждый раз дотрагиваясь пальцами до твердых полей соломенной шляпы.

      – Что-то много евреев у нас в революционном движении, – хитро прищурившись, вдруг заявил Владимир Ильич.

      – Я теперь Порошенко, – заметил Фима, – и, кстати, вероисповедание принял такое же, как у жены.

      – Ефим Абрамович Порошенко, – ехидно высказался Моня.

      – Зря вы, батенька, с вероисповеданием поторопились, – нахмурился Владимир Ильич.

      – А шо? – огорченно спросил Фима. – Надо было какое-то другое выбрать?

      – Огнепоклонство, – заметил Моня.

      – Прекрасно! (получилось «пьегасно»), – воодушевленно воскликнул Владимир Ильич и даже на секунду остановился. – В этом что-то есть! Иносказательно – именно пламя революции есть наша вера!

      И бодро зашагал дальше.

      …Они уже пересекали Марсово поле, когда Владимир Ильич сказал:

      – Что ж, батеньки мои, шагать нам еще пару часиков. На фиакре, конечно, доберемся за четверть часа, но надо беречь партийную кассу! – и он наставительно поглядел на Моню.

      Умный Моня остановил экипаж. Первым на сиденье запрыгнул Владимир Ильич, за ним полез Фима, который, не оборачиваясь, сказал:

      – Последний платит.

      – Евреи всегда платят за православных украинцев, – пробурчал Моня, устраиваясь на переднем маленьком сиденье.

      Окраина Парижа. Лонжюмо. Сельская местность. Придорожная таверна. Сдвинутые скромно накрытые в саду столы, правда, с бутылками вина. За столами тихо переговариваются человек пятнадцать.

      Из остальных посетителей было лишь двое в одинаковых пиджачных парах, они сидели за столиком у входа, но с бутылкой сельтерской.

      – Охранка, – многозначительно шепнул Владимир Ильич Моне.

      – Если у вас такая конспирация, чего мы тащились за город? – удивился, расплачиваясь, Моня.

      Владимир Ильич второй раз посмотрел на Моню с укором и резво направился к столу.

      – Здравствуйте, товарищи!

      Присутствующие вразнобой приветствовали лидера.

      – Не будем засиживаться, – пробегая и здороваясь с каждым за руку, почти прокричал Владимир Ильич.

      Добежав до тщедушного