Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий. Ю. В. Кривошеев

сел с зависимым населением и землями – еще более непрочной. Большое значение в связи с этим имеет уже упоминавшаяся нами работа М. А. Салминой. Исследовательница установила один из источников «Повести о зачале Москвы» – летописцы, в основе которых лежали статьи «Хронографа» 1512 г. Сравним их.

      «Повесть о зачале Москвы» (древнейший вид)

      «И в лето 6666-го сему великому князю Юрию Владимировичу, грядущу из Киева во Владимир к сыну своему, князю Андрею Юрьевичу. И прииде на место, иде же ныне царствующий град Москва, оба полы Москвы-реки. Сими же селы владущу болярину некоему богату сущу, зовому Кучку Иванову».

      Летопись (Государственная публичная библиотека, Г. I V, 343[5])

      «В лето 6666 князь великий Юрья Владимировичь шол ис Киева во Владимир к сыну своему, князю Андрею. И пришед, стал на месте, где ныне царствующий град Москва по обе стороны Москвы-реки. А тут было село велико с ыными селы».

      Проведенное текстологическое исследование дало возможность М. А. Салминой сделать аргументированное и логическое заключение, что именно такого рода летописцы явились источниками «Повести о зачале Москвы», а не наоборот [Салмина 1964: 55–57]. Таким образом, мы видим в летописцах источник для появления в «Повести о зачале Москвы», а затем и в «Сказании о начале Москвы» «сел». Но ими никто не владеет. Это просто большие села, заселенные свободными общинниками или, возможно, безлюдные, каких было немало в Древней Руси [Фроянов 1974; Фроянов 1984][6]. В этих текстах нет никаких даже намеков о первом владельце Москвы боярине Кучке.

      Как же появляется в «Повести» земский боярин Кучка – столь импонирующий историкам разных поколений? Ученые полагают, что на основу – рассказ упомянутых летописцев об основании Москвы Юрием Долгоруким – была наслоена легенда о боярине Кучке [Салмина 1964: 68]. Источником этих легендарных устных преданий ученые видят тексты древнейших русских летописей – Ипатьевской и Лаврентьевской – о событиях, связанных с гибелью Андрея Боголюбского (см.: [Кривошеев 2003а]). Вот какой представляется картина возникновения и эволюции легендарных преданий С. К. Шамбинаго: «Полная драматического пафоса повесть эта (об убийстве Андрея Боголюбского. – Ю. К.) находила многочисленных читателей. Привлекали обстановка, революционное окружение, искусно идеализированный облик главного героя. В то же время будили интерес многие детали, оставшиеся нераскрытыми. Особенно неясны были причины заговора, личности главных руководителей (Кучковичей. – Ю. К.)… Несомненно, существовали рассказы о событиях, так или иначе имеющих место при Боголюбском восстании…», а отсюда целый «комплекс преданий, где семейству Кучковичей отводилась ведущая роль в восстании XII века». В итоге, резюмирует С. К. Шамбинаго, «повесть о Боголюбском восстании, проходя ряд переделок и изменений, неожиданно оказалась связанной с древнейшими преданиями о Москве» [Шамбинаго 1936: 62, 65–67] (см. также: [Забелин 1905: 40]). Круг замкнулся. Из летописных Кучковичей был образован легендарный

5

Цит. по: [Салмина 1964: 55–57].

6

Вероятно, это были села вятичей [Рабинович 1964: 74]. Ф. И. Буслаеву «московский пейзаж» XII в. представлялся социально более реальным согласно некоторым другим народным преданиям, которые, «сколько ни старались украсить эти воспоминания услужливые повествования XVII в. различными риторическими выдумками, все же изображали местность московскую в темной глуши, с дебрями и топкими болотами, а вместо красных сел и слобод боярина Кучки видели бедные хижины отшельников» [Буслаев 1862: 18]. Так рушится тезис М. Н. Тихомирова, что «“села красные” боярина Кучки – это историческая реальность» [Тихомиров 1947: 13]. Сомнения в этом выразил и В. Б. Кобрин [Кобрин 1985: 38].