Чужая курица. Избранная проза. Дмитрий Гавриленко

съел. Хлеб понюхал, но есть не стал. Я, оставив его псу, пошел к автобусу. Тот направился за мной, помахивая хвостом; на остановке сел возле ног: голова оказалась на уровне моего бедра. Он побоялся зайти с людьми в автобус, а мне стало стыдно перед ними, как будто это я оставил в темноте большого добродушного пса.

      Самое главное для меня началось в тот день, когда на дачах были закончены все работы. Кто хотел вскопать грядки под зиму, тот уже вскопал. Овощи и фрукты, выращенные здесь, были свезены домой и отчасти съедены. Листья с ольхи, на которых остались одни прожилки, давно облетели. Солнце светило ярко, как будто стремясь попрощаться навсегда. Вот в такой беззаботный день я оказался на чердаке моего домика, где побывать раньше было недосуг. Один из щитов, образующих накат, имел солидное отверстие с грубо покореженными краями. Такое увечье он получил, видимо, при разгроме его насиженного гнезда на столбе. Я слегка подровнял края ножовкой, а сверху задвинул на дырку кусок другого щита, благодаря чему потолок произвёл впечатление целостности, оставляя единственную возможность проникнуть на чердак. Используя ее, я и вскарабкался наверх. На мне свитер и ветровка. Как скоро я почувствовал, что одет не по сезону! На чердаке светло и жарко, как в бане, когда в ней на раскаленные камни выльют полный ковш холодной воды. Пар начинает жечь кожу, и спасает лишь веник, которым начинаешь хлестать себя. Я вынужден был раздеться донага. И это притом, что не так давно видел снаружи лужи, покрытые льдом. Жара на чердаке стала для меня полной неожиданностью. Внизу, когда я заносил на временное хранение овощи, прохладно, а во дворе пополудни согревало землю позднее бабье лето. Я отлично помню, что неожиданность не удивила меня. Теплый воздух не проникал сквозь стены и пол, герметично закрытые со всех сторон. На чердаке я ощутил, что сюда не проникает и холодный воздух, но откуда такая жарища? Ответ один: мой чердак отапливало солнце. Почему я так решил? Потому что внизу прохладно, теплее, чем на улице, но все-таки можно чувствовать себя сносно в свитере и ветровке. Наверху царствовала почти тропическая жара. Я испугался пожара, который может произойти если не сейчас, то весной, когда солнце припечёт с молодым задором. Отыскав в кармане штанов зажигалку, поднес колеблющийся язычок к кончику материи. Она плавилась, однако не горела. Как только зажигалка погасла, плавление прекратилось. Свернувшиеся волокна напоминали быстро остывшую слюду, и она – не мягче камня. Значит, полупрозрачный материал над моей головой впитывал тепло солнечных лучей и отдавал его мне. Волокна нагревались, как кирпичи в камине. Спина покрылась потом; жара не изнуряла, а скорее расслабляла тело, приглашая отдохнуть; солнце не жгло каждую пору так, как это случается сплошь и рядом при загаре на пляже, когда заботишься лишь о том, чтоб спастись от болезненного ожога. Я знал, как быстро нагревается на солнце черный толь, жадно забирающий себе солнечное тепло.