1000 строк о любви. Сборник

что давно-давно утрачено душой.

      Горя огнем стыда, опять встречают взоры

      Одну доверчивость, надежду и любовь,

      И задушевных слов поблекшие узоры

      От сердца моего к ланитам гонят кровь.

      Я вами осужден, свидетели немые

      Весны души моей и сумрачной зимы.

      Вы те же светлые, святые, молодые,

      Как тот ужасный час, когда прощались мы.

      А я доверился предательскому звуку, —

      Как будто вне любви есть в мире что-нибудь! —

      Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку,

      Я осудил себя на вечную разлуку

      И с холодом в груди пустился в дальний путь.

      Зачем же с прежнею улыбкой умиленья

      Шептать мне о любви, глядеть в мои глаза?

      Души не воскресит и голос всепрощенья,

      Не смоет этих строк и жгучая слеза.

1859

      «Если ты любишь, как я, бесконечно…»

      Если ты любишь, как я, бесконечно,

      Если живешь ты любовью и дышишь,

      Руку на грудь положи мне беспечно:

      Сердца биенья под нею услышишь.

      О, не считай их! в них, силой волшебной,

      Каждый порыв переполнен тобою;

      Так в роднике за струею целебной

      Прядает влага горячей струею.

      Пей, отдавайся минутам счастливым,—

      Трепет блаженства всю душу обнимет;

      Пей – и не спрашивай взором пытливым,

      Скоро ли сердце иссякнет, остынет.

1859

      «Нет, я не изменил. До старости глубокой…»

      Нет, я не изменил. До старости глубокой

      Я тот же преданный, я раб твоей любви,

      И старый яд цепей, отрадный и жестокий,

      Еще горит в моей крови.

      Хоть память и твердит, что между нас могила,

      Хоть каждый день бреду томительно к другой, —

      Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,

      Когда ты здесь, передо мной.

      Мелькнет ли красота иная на мгновенье,

      Мне чудится, вот-вот тебя я узнаю;

      И нежности былой я слышу дуновенье,

      И, содрогаясь, я пою.

1887

      Константин Бальмонт

      (1867–1942)

      «О, женщина, дитя, привыкшее играть…»

      О, женщина, дитя, привыкшее играть

      И взором нежных глаз, и лаской поцелуя,