Книга разлук. Книга очарований. Федор Сологуб

      Они были дети

      Глава 1

I

      Два гимназиста шли домой по аллее Летнего сада, который был гордостью дремотного уездного города Сарыни, и равнодушно посматривали на величавые дубы. Мальчикам не жаль было желтых листиков, которые начали падать на сыроватый после утреннего дождя песок. Они были заняты разговором, особенно один из них, лет семнадцати, в потертом мундире, порыжелой фуражке, тусклых и морщинистых сапогах. Руки его велики и грубоваты, угреватое лицо добродушно, а серые маленькие глаза смотрят иногда восторженно и умно. Имя его – Владимир Гарволин. Другой, Евгений Хмаров, – щеголь. Мундирчик на нем новенький, сшит превосходно. Лицо и руки Хмарова белые, с нежной кожей. Он высок для своих шестнадцати лет – выше Гарволина на полголовы, – строен и красив. Его лицо портит высокомерная усмешка, которая не идет к мягким очертаниям рта и подбородка.

      Гарволин горячился. Его пылкий голос мало соответствовал непредставительной фигуре, походке перевальцем и банальному содержанию его слов.

      – Связи, карьера – вот ты о чем мечтаешь. А все это – ужасная чепуха! – говорил он. – Миллионы людей обходятся без связей и не помышляют ни о какой карьере. А мы, черствые эгоисты, воспитанные на народные трудовые деньги, вместо того, чтоб помнить свой долг перед народом, думаем о том, как бы получше устроиться. Вздор! Люди живы одною любовью.

      Хмаров шел немного впереди и насмешливо улыбался.

      – Идеалист! – сказал он наконец. – Что мне за дело до народа? Он сильнее меня, и тебя, – и всех нас, – пусть сам о себе позаботится. Да и любовь – штука хорошая, что и говорить, – только ею сыт не будешь.

      – Нет, будешь! – энергично воскликнул Гарволин.

      – Пустое! – с раздражением продолжал Хмаров. – Любить можно по-настоящему только тогда, когда обеспечен.

      – Да пойми, что любовь прочнее всего обеспечивает жизнь.

      – Как бы не так. Вот я, например, люблю сигары. А без денег какие сигары.

      – Экий ты циник! – с кротким негодованием воскликнул Гарволин, и смуглые щеки его покрылись румянцем.

      – Ничего не циник. И женщины денег стоят. К ним, брат, без подарков лучше и не суйся.

      – Ты клевещешь на женщин.

      – Ну нет, брат, уж это-то я по опыту говорю, – хвастливо возразил Хмаров и молодцевато огляделся вокруг бойкими, серыми глазами, в которых было что-то блудливое.

      «А в самом деле, – подумал он, – надо подарить что-нибудь Шанечке. Дитя! ее и это еще позабавит».

      – Вот только безденежье наше! – сказал он вслух, и по его лицу пробежала гримаска озабоченности.

      – Вы богато живете, – заметил Гарволин. – Чай, здорово денег просаживаете.

      – Что делать. Нельзя же нам жить как-нибудь. Ведь мы не какие-нибудь… мещане.

      – Эх вы, барская спесь!

      Хмаров надменно усмехнулся.

      – Однако, прощай, – сказал он. – Мне тут подождать надо.

      Гимназисты остановились на площадке сада. Гарволин вздохнул и угрюмо глянул в сторону.

      – Шаньку Самсонову ждешь? – спросил он искусственным басом.

      – А ты почем знаешь?

      – Секрет-то не того… не велик.

      – Да, брат, жду: просила здесь подождать, когда пойдет из гимназии.

      – Что ж ты с ней, всерьез или так? – сумрачно спросил Гарволин.

      – Шутить чужими чувствами – не в моих принципах, – внушительно ответил Хмаров.

      – Ишь ты!

      – Да вот видишь, почему я думаю о карьере: на моих руках не одна моя судьба. Не для себя самого я хочу сделать карьеру, а для любимой девушки.

      – Девчонка еще она, да и ты, брат, зелен.

      – За свои чувства я ручаюсь, – пылко ответил Хмаров, краснея, – а она, – она, брат, лучше всех женщин, какие когда-нибудь жили.

      Голос его зазвенел юношеским восторгом, и холодные глаза тускло блеснули.

      – Ну, давай вам Бог! – безнадежно сказал Гарволин.

      Хмаров внимательно посмотрел на него и спросил насмешливо:

      – Ты, что ж, тоже влюбился?

      Гарволин махнул рукой, пожал руку Хмарова и торопливо пошел прочь.

      «Бедняга! – подумал Хмаров – что делать, женщины ценят внешность, уважают самоуверенность, смелость».

      Он смахнул со скамейки пыль тонким платком и сел. Лениво снял он фуражку и провел рукой по светлым, коротко остриженным волосам. Гарволин отошел несколько шагов, понурив голову и широко махая красными руками, внезапно он остановился, круто повернулся к Хмарову и крикнул:

      – Я пойду к Степанову, не зайти ли за тобой?

      – Ах, да, – встрепенулся Хмаров, – он все еще валяется?

      – Не встает.

      Хмаров подвигался на скамейке, уселся поудобнее, протянул ноги и сказал:

      – Экий бедняга. Я бы пошел, да ведь ты знаешь, мои дамы такие мнительные.

      – Махни