Меч ангелов. Яцек Пекара

дергают за патлы, оскальзываются на брошенных капустных листьях, интригуют друг против друга… Это понравится людям, уж поверьте. Они всегда любят смотреть на тех, кто глупее их.

      – Вот только будет ли это все еще настоящим искусством, господин Маддердин? – Риттер взглянул на меня проницательно. – Мне хотелось бы писать о жизни и смерти, о великой любви и о трагизме выбора, о ненависти, пожирающей людей, и о пустой гордыне, о том, где проходит граница между благородством и подлостью, ложью и истиной… – он глубоко вздохнул и опустил голову. – А не о тетках, лупящих друг дружку сковородами.

      – Вы должны писать о том, что жаждет ваша публика, – сказал я.

      – Ну да-а, – ответил он задумчиво. – Но чего же она жаждет? Хотел бы я это знать…

      – Мы ваша публика, – ответил я с усмешкой. – Поэтому старайтесь сначала удовлетворить нас – а там уж как-то оно да будет. Прежде всего не задавайте слишком много вопросов, особенно тех, на которые непросто дать ответы. Мир слишком сложен, чтобы еще и заставлять людей думать. Подарите им минутку-другую беззаботного развлечения, дайте возможность посмеяться над героями ваших пьес, пусть они почувствуют себя лучше, чем есть на самом деле…

      Девушка поставила перед нами две кружки с выщербленными краями и кувшин с отбитым ушком. Риттер снова попытался ее шлепнуть, но теперь с куда меньшим запалом – так, что той даже уворачиваться не пришлось. Она щербато улыбнулась и отошла, покачивая бедрами. Я глотнул пива и скривился.

      – Грязные кружки, старый кувшин, разбавленное пиво, беззубая служанка – пишите именно об этом. Смело, с открытым забралом, клеймя язвы нашего времени.

      – Очень смешно, – пробормотал Риттер, макая усы в пиво. Не был уверен, говорю ли я серьезно или просто насмехаюсь над ним.

      – А если бы я написал пьесу о еретиках? – Он чуть придвинулся ко мне и понизил голос. – О том, какие ужасные святотатства они измышляют и как потом, полные раскаяния, горят в спасительном огне очищения? Спасительном огне очищения, – повторил он чуть тише, видимо, чтобы запомнить формулировку. – Были бы там убийственные и подлые интриги. – Он явно увлекся. – Была бы там невинная девица-подросток, влюбившаяся в юношу, который оказался бы тайным еретиком. Он пытается погубить ее тело и душу, она же выдает его силам справедливости, поскольку долг для нее превыше любви…

      – …а потом она влюбляется в обворожительного мудрого инквизитора, – закончил я серьезным тоном.

      – Ну, не знаю… – задумался он, потирая щеку, и только миг спустя понял, что на сей раз я действительно над ним смеюсь. – Вам не кажется это достойной темой? – спросил почти обиженно.

      Неподалеку от нас некий пьяница ступил в грязную лужу, обдав брызгами проходивших мимо молодого дворянина и его слугу. Дворянин грязно выругался и принялся охаживать бедолагу хлыстом, а слуга стоял у него за спиною и повторял перепуганно:

      – Ваша милость, вы вспотеете, и что я тогда скажу отцу вашей милости… Прошу, перестаньте…

      – Вот ваша тема, – показал я ему. –