Саги зала щитов. Адульв. Пламя, зажжённое тьмой. Арсений Михайлович Зензин

скорби наравне со своей госпожой по праву вселяла ужас во всех жителей Фьордфьёлька.

      Одноглазый, единственный знавший, куда направился ярл, только с ним он поделился, сильно переживал за друга, но посвящать в свои тревоги дочь или жену, тем самым омрачая и их день, вовсе не собирался и поэтому отмалчивался. Хорт внимательно посмотрел на Сольвейг, стоящую рядом, какой большой она уже стала. А что бы делал он сам, если бы на кону стояла жизнь его малютки, ведь тоже бы ни перед чем не остановился. На дочке были высокие сапоги, меховая безрукавка поверх свободной рубахи, заправленной в кожаные штаны, на петле у пояса висел топорик, с другого бока боевой нож. С ранних пор дева проявляла изрядную воинскую смекалку, чему отец был только рад и всячески поддерживал, уделяя обучению дочери немалую толику своего времени, и, как оказалось, вовсе не зря. Сольвейг теперича с лёгкостью брала верх над всеми своими сверстниками, а иной раз даже над взрослыми воями, отчего Хорта аж распирало от гордости.

      – Чем мать занята? – решил прервать затянувшееся молчание одноглазый, но ответ получил не сразу. Дочь, подавшись вперёд, почти наполовину высунувшись за башенный борт, пристально вглядывалась вдаль, приложив сложенную козырьком руку ко лбу.

      – Вот сам её и спросишь, друг твой возвращается.

      Не успела она договорить, а Хорт уже тоже чуть не вываливался за колья, уцепившись взором за маячившую у лесной опушки крохотную красную точку ярлова плаща.

      – А он с внуком, – задумчиво прокомментировала Сольвейг, зрение которой было куда как лучше, нежели у пожилого отца. – Неужто Руагору сил не хватило оставить мальца, зачем продлевать его страдания?

      – Глупа ты, дочка, не оставлять он его носил, – сказал одноглазый сурово и двинулся к лестнице, ведущей из башни, борясь с мальчишеским желанием припустить бегом. А спустя пару мгновений Сольвейг двинулась вслед за ним, встав вместе с отцом у распахнутых врат Лёрствёрта, дожидаясь Руагора.

      Мимо хорта с дочерью успело неспешно проехать, увязая колесами в земле, размокшей от прошедшего по ночи дождя, несколько телег, везущих припасы в городище, покуда ярл добирался до врат своей вотчины. И чем ближе подходил Руагор, тем светлее становилось на сердце у одноглазого. Походка его друга вновь стала упругой и грациозной, а плечи гордо были расправлены. Вождь улыбался, чего не видели уже полные две седмицы. А на сгибе держал он едва прикрытого шкурой улюлюкавшего малыша, что трепал косы дедовой бороды.

      – Неужто сподобилась, – единым порывом выдохнул Хорт, всё ещё не веривший своему единственному глазу, едва Руагор приблизился.

      – А ты, видать, совсем запаршивел, крот одноглазый, раз не видишь, – расхохотался ярл, свободной рукой обняв друга. – Конечно, сподобилась, здоров наследник. А это, внучек, этот косматый тролль в будущем учить тебя станет.

      Словно в ответ, а может, подражая хохоту обоих седых воителей, малыш тоже громко защебетал, что только подогрело их веселье.

      Вконец оцепеневшая Сольвейг, стоящая