Cудьба. Мун Чжэин

Но Мухён скончался здесь, в больнице Пусанского университета. Все указывает на то, что сегодня, примерно в 5.45 утра, президент вышел из своей резиденции и отправился в горы Понхвасан, а примерно в 6.40 утра спрыгнул с одной из скал. В это время на службе находился один телохранитель. Сразу после того, как президента удалось обнаружить, в критическом состоянии он был отправлен в ближайшую больницу, а после перевезен в больницу Пусанского университета, однако некоторое время назад, в 9.30 утра, президент скончался. Он оставил короткое завещание для своей семьи.

      Мое сообщение об этом страшном происшествии не заняло, наверное, и минуты. Но мне больше нечего было добавить. У журналистов тоже не возникло вопросов.

      Необходимо было сконцентрироваться на насущных делах. «Где будет проходить церемония прощания с президентом? Необходимо ли здесь подготовить временный морг? Или же Вы считаете, что надо сразу переехать в Понха на прощание?» Я отдал распоряжение о скорейшей подготовке места прощания в Понха.

      В больнице было настоящее столпотворение. Все знакомые лица, залитые слезами, были там. Сколько им еще понадобится времени, чтобы, как и ко мне, к ним пришло осознание, что он покинул нас навсегда? А еще нахлынули политики: и из правящей, и из оппозиционных партий. Приехал и глава администрации президента Ли Мёнбака, а ведь он даже не поздравлял Но Мухёна с инаугурацией. Наряду с приходом тех, кто искренне соболезновал, кого хотелось прижать к груди и плакать вместе с ними, были и формальные визиты.

      Тем не менее мне хотелось побыть одному хотя бы несколько минут. Кто-то принес мне кружку чая. Я растерянно глядел на нее, и вдруг в памяти у меня всплыла наша первая встреча с Но Мухёном. В тот день, когда он поставил передо мной чашку чая и начал разговор, мы были так ослепительно молоды.

      Первая встреча

      Август 1982 года. По завершении обучения в Юридическом учебном центре* при Верховном суде Республики Корея я хотел стать судьей. Так как мои оценки были очень хорошими – только один студент на курсе учился лучше меня, – на выпускной церемонии я получил награду от министра юстиции. Успешно сдавших экзамен на госслужащего было немного, и после окончания практики в Учебном центре все могли устроиться судьями или прокурорами.

      Поэтому я был абсолютно уверен, что смогу поступить на службу в качестве судьи. Но дело в том, что я попал в список арестованных как руководитель студенческой демонстрации. Эта демонстрация проводилась против режима Юсин*, когда несовершенства и значительные недостатки новой системы, изменившей ход истории, уже были очевидны. Я считал, что причин, по которым участники могли быть осуждены, не было. И, конечно, я даже не предполагал, что это может стать основанием для моей дисквалификации и что я не смогу устроиться на работу.

      Тем не менее в последний момент я узнал, что мое трудоустройство в качестве судьи невозможно. И даже сейчас сцена собеседования на должность судьи свежа в памяти. Порядок предполагал, что претенденты на должность судьи проходят собеседования с заместителем главы