Жена фабриканта. Валерия Карих

В конце разговора берёт с него клятву, что такого не повториться.

      Но проходит три дня, и всё повторяется снова…

      Совсем извелась купчиха в этой борьбе за непутевого сына. Уж, и не знала, к кому ей бежать за помощью: то ли к священнику, то ли к сыну Ивану, который живет поблизости, то ли ей везти его силой к доктору в психиатрическую больницу…

      Однако, мучения матери имеют странное свойство. Купчиха свято верит лживым обещаниям сына «больше не пить». Отчего в ней, в здравомыслящей женщине наравне с житейской мудростью, прозорливостью и смекалкой, уживается подобное легковерие, и даже какая-то детская наивность, – сама она не задумывалась.

      Стоит только Петруше после очередного кутежа повиниться и покаяться перед матерью, пообещав, что с завтрашнего дня он больше пить не будет, как в сердце матери вместо тревоги воцаряются покой, и дыхание становится легким, свободным. Купчиха распрямляет болезненно отяжелевшую спину, и в голосе её вновь проявляются властные нотки. Черты морщинистого закаменевшего лица разглаживаются и смягчаются, взгляд, которым она смотрит на сына, исполнен горячей надежды, сердце переполняет жалость и умиление.

      Царящая в доме гнетущая и нервная обстановка кардинально меняется. И вот уже из изгоя Петр мгновенно возносится матерью на пьедестал и предстает перед ней в ареоле страдающего мученика.

      С этого момента купчиха старается предугадать любые желания бедного страдальца и с радостью исполняет все его прихоти в пище, питье и уходе. Для «сына Петруши» приготовляется на кухне много всякой вкусной еды: жирные щи и борщи, рассольники и расстегаи, жарко протапливается баня, и Александра Васильевна вместе с Лукьяновной или Аграфеной, как привязанные ходят за ним по пятам, докучая вопросами: «Когда же ты изволишь в баньку-то сходить, милушка мой? А не изволишь ли курочки жареной отведать, а может, мятного кваску или клюквенного холодного морса подать, рассольчик огуречный тоже неплохо испить…, и прочее, прочее….».

      Пётр ходит по дому важным гоголем и поглядывает на матушку свысока, позволяя себе покапризничать, а то и ворчливо обругать её за плохо прожаренное мясо. Мясо дожаривалось и подавалось снова.

      – Только б не пил…, сыночек, – жалуется купчиха, просиживая вечерами с Лукьяновной возле самовара и раскладывая пасьянс.

      Если же Пётр изволит встать с утра не с той ноги, то и по дому все ходят на цыпочках, тихо разговаривают, лишь бы тот оставался спокоен и не тревожился б ни о чём, не забивал бы голову посторонними мыслями. На обед или ужин молодому хозяину подаются питательные и аппетитно украшенные блюда в огромных количествах. Купчиха уверена, чем больше еды, тем меньше тяга к выпивке.

      При виде эффектно оформленных блюд можно проглотить язык, но Пётр воротит нос. То ли нет аппетита, то ли его уже с утра мучает то изжога, то тошнота или жажда. Какое-то время он стоически держится и никуда по вечерам не выходит. Обычно лежит на диване, а если не спит, то сидит за столом и смотрит в окно