Предание Темных. Кейси Эшли Доуз

кой черт ему слать двоих? – он трет подбородок и недовольно скалится на Александру – а ты че шустрая такая, коп что ль?

      Девушка тут же как-то тушуется, словно ее спросили о размере груди или количестве партнеров, и отмахивается:

      – Нет.. я просто.. – но вновь суровеет – я просто терпеть не могу ублюдков, нападающих на слабых.

      Мужик сплевывает на землю:

      – Вот зря влезла. Я всего-то припугнуть хотел, работу свою сделать. Короче – теперь оборачивается опять ко мне – босс мой готов отвалить тебе кругленькую сумму за эти картины. Не знаю уж, че они ему так сдались. Винсент его на хрен послал, и короче он предлагает теперь в обход его продажу. Ну и на остатке, собсна, сама же наживешься. Всем ладно, а?

      Я тру саднящие ладони, но больше всего меня беспокоит, что я не могу уловить и намека на ложь в голосе и жестикуляции этого кретина.

      – Точь-в-точь тоже самое мне предлагал другой парень несколько минут назад – медленно говорю я – один в один. И ты хочешь сказать, что не знаешь его?

      – Да мать твою, я те говорю, что у босса здесь только я. И то не по художествам, да пришлось вот..– фыркает он – короче, не знаю кто те че предлагал, но мы заплатим больше них всех вместе взятых.

      – Картины не продаются – отрешенно бормочу.

      – Ну это.. ладненько, но если вдруг извилины зашевелятся – ты звони.

      Он протягивает мне визитку Блума, которая при его внешнем облике смотрится совершенно неуместно, но не дождавшись от меня никакой реакции – недовольно бормочет что-то под нос и уходит.

      Но если тот парень в костюме с кожаным портфелем и правда был не от Блума, то от кого он тогда был? Кто еще мог знать про картины, если старик в музее заявил, что по настоянию дарителя позвонил лишь в две галереи – Винсента и Блума?

      Как кто-то иной мог узнать о картинах, о том, кто в итоге их купил, а главное о том, где и когда окажусь я?

      Из мыслей меня вырывает язвительный голос девушки:

      – Да что ты, брось, не стоит благодарностей.

      Я тушуюсь и тут же виновато бормочу:

      – Ой, прости. То есть спасибо. То есть и прости и спасибо.

      Я тру переносицу, поудобнее перебросив ремешок сумки с покупками на другое плечо:

      – Прости за то, что вчера перехватила твое такси. И спасибо за то, что помогла мне с этим типом.

      – Ага.

      Но тон ее не смягчается, и она все так же скептично на меня глядит. Почему она вообще все еще стоит и не уходит?

      – Правда, прости – вздохнув, повторяю я – если честно, я вообще впервые в жизни перехватила чье-то такси.

      – А, ну это многое меняет – фыркает она – приятно быть первой. С почином тебя.

      – Да нет.. я в том плане, что я так не делаю.. но эти типы хотели перехватить картины, а ты же видела.. их..

      Я гляжу в ту сторону, где уже давно скрылся человек Блума.

      – Смогли бы они дать ума картинам? Просто перепродали бы черт знает кому подороже. Я была обязана спасти эту редкость.

      То, что среди прочих причин была и личная заинтересованность, я решила промолчать. Если скажу – вновь выставлю