Тайны Французской империи. Эдвард Радзинский

малодушны, и мало патриотов, умеющих умирать за отечество».

      На гильотину ее везли в телеге палача. Толпа проклинала ее. Она была презрительно безучастна к ругани и крикам.

      Она попросила палача не спешить: «Я ведь впервые в Париже».

      На эшафоте она сама радостно бросилась на доску, «как в постель к любимому».

      Она верила, что исполнила свой долг.

      После гибели Марата началось революционное безумие.

      В это время Республика была окружена пылающим кольцом. Наступали войска интервентов. Восстала крестьянская Вандея. Заполыхала огромная территория. Крестьяне, вооруженные порой одними вилами, героически сражались с революционными войсками… Восстал Лион. Сдался англичанам главный порт Франции – Тулон. И тогда произошло невероятное…

      По предложению якобинцев само государство решением Конвента декретировало террор. «Террор – это лучший друг свободы, делающий свободу непобедимой», – сказал Робеспьер. Помешанный на добродетели, он объявил, что нынче «сама добродетель без террора ничто, так же как террор без добродетели… Террор страшен для врагов, но дисциплинирует друзей и создает единство».

      Правил страной теперь уже не Конвент. Управляло Францией главное учреждение террора – Комитет общественного спасения во главе с Робеспьером. У Комитета были приводные ремни – Революционный трибунал, руководил которым общественный обвинитель Фукье-Тенвиль, и Комитет государственной безопасности, где одну из главных ролей играл художник-революционер Давид.

      И началось… Они забыли про все, ради чего делали революцию. От великого лозунга «Свобода, Равенство, Братство или Смерть» осталась только «Смерть».

      Свобода мнений, свобода собраний – все отменено. Закрыта Академия, та самая Академия, которая была символом Просвещения. Закрыты оппозиционные газеты…

      Графиня Дюбарри. Гравюра XVIII в.

      Террор обрушился на «недобитков» – роялистов, как учил покойный Марат. Остатки аристократических семейств, не успевших бежать из Франции, поехали в телеге палача на гильотину.

      Туда же отправили символ прошлого режима, несчастную графиню Дюбарри. Палач Сансон вспоминал, что ему пришлось слышать много рыданий в своей телеге. Но никогда он не слышал, чтобы так невыносимо горько плакала женщина.

      На эшафоте она молила: «Минуточку, ну еще одну, хотя бы одну минуточку, господин палач!»

      Мольба, которая потрясла Достоевского.

      И, конечно, Мария-Антуанетта. Бывшую королеву перевели из Тампля в Консьержери. Незадолго до этого у нее отобрали сына.

      Впервые забыв о гордости, как тигрица, сражалась она с охранниками, молила оставить ей мальчика. Отняли…

      Дофина теперь воспитывал сапожник. Учил ругаться, петь революционные песни и называть шлюхами мать и тетку…

      В Тампле Антуанетта часами ждала у окна, чтобы увидеть, как выводили сына на прогулку.

      В Консьержери окна ее камеры тоже выходили во двор. Здесь, во дворе, шла жизнь. Заключенные во время прогулок