Три «Метели». Новеллы русских классиков. Александр Пушкин

пить и хватать баб.

      Следователь Лыжин, приехавший на опознание самоубийцы, размышляет о том, что раньше порядочный человек стрелялся, растратив казенные деньги, а теперешний – от тоски, и это наблюдение наводит на мысли о своей унылой жизни в медвежьем углу, за тысячу верст от Москвы.

      На собачью жизнь жалуется почтальон, обязанный в любую непогоду доставлять почту к проходящему поезду: «Конца-краю нет этой собачьей жизни!» Собачья жизнь у нищего дьячка Савелия Гыкина, уверенного, что жена его – ведьма: это она, паучиха, метель кружит, заманивая проезжих в их нищую сторожку.

      И следователь, и самоубийца, и конокрад, и фельдшер, и аристократ, и почтовый служащий, и безумный дьячок – все они пленники метели, поселившейся в их душах.

      Рассказы Чехова – последний аккорд в литературной истории метели XIX века. Традиция была продолжена писателями XX столетия (Андрей Белый, Блок, Сергей Есенин, Куприн, Булгаков, Пильняк, Андрей Платонов, Пастернак и многие другие); ее продолжают поэты и прозаики века нынешнего. Так что можно говорить об устойчивой традиции, которой уже почти два столетия. А начало этой традиции в художественной прозе – три «Метели», написанные Пушкиным, Соллогубом и Львом Толстым, ставшие отправным прототекстом для всех последующих литературных текстов.

Сергей Стахорский, доктор искусствоведения, профессор

      Александр Пушкин. Метель

      Метель

      Кони мчатся по буграм,

      Топчут снег глубокой…

      Вот в сторонке Божий храм

      Виден одинокой.

      …

      Вдруг метелица кругом;

      Снег валит клоками;

      Черный вран, свистя крылом,

      Вьется над санями;

      Вещий стон гласит печаль!

      Кони торопливы

      Чутко смотрят в темну даль,

      Воздымая гривы…

В.А. Жуковский

      В конце 1811 года, в эпоху нам достопамятную, жил в своем поместье Ненарадове добрый Гаврила Гаврилович Р**. Он славился во всей округе гостеприимством и радушием; соседи поминутно ездили к нему поесть, попить, поиграть по пяти копеек в бостон[3] с его женою, Прасковьей Петровною, а некоторые для того, чтоб поглядеть на дочку их, Марью Гавриловну, стройную, бледную и семнадцатилетнюю девицу. Она считалась богатой невестою, и многие прочили ее за себя или за сыновей.

      Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и, следственно, была влюблена[4]. Предмет, избранный ею, был бедный армейский прапорщик[5], находившийся в отпуску в своей деревне. Само по себе разумеется, что молодой человек пылал равною страстию и что родители его любезной, заметя их взаимную склонность, запретили дочери о нем и думать, а его принимали хуже, нежели отставного заседателя[6].

      Наши любовники[7] были в переписке и всякой день видались наедине в сосновой роще или у старой часовни. Там они клялися друг другу

3

Бостон – популярная карточная игра, названная по городу в Северной Америке, где она появилась в конце XVIII века. Бостон упоминается во многих произведениях русской литературы: «Дубровский» Пушкина, «Герой нашего времени» Лермонтова, «Мертвые души» Гоголя, «Война и мир» Толстого и др.

4

Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и следственно была влюблена. Сочинения модных романистов, французских и английских, затронули биографии пушкинских героинь. Они для них были воспитанием чувств и предметом любовных переживаний: «влюблялася в обманы и Ричардсона и Руссо» Татьяна Ларина (глава II, строфа XXIX).

5

Армейский прапорщик – младший офицерский чин.

6

Заседатель – в первой половине ХГХ века лицо, выбранное для участия в работе местных учреждений. Должность сама по себе незначительная, она не давала каких-либо привилегий вышедшим в отставку.

7

Наши любовники – здесь: влюбленные.