РодиНАрод. Книга о любви. Александр Староверов

сцене. «Любовь впереди, труд впереди, коммунизм…» Как тут не заплакать? С Игорем рыдать не вышло. Где-то в середине фильма, когда устаревший главный инженер, перестраховщик Лебёдкин надсмехался над рационализаторскими предложениями молодого рабочего Петрушичкина, Игорь накрыл своей лапищей мою ладошку. Парни и раньше пытались лапать меня в темноте кинозала. Что с них взять, с несмышленышей глупых? Получали локтем под ребра и сразу осознавали свои ошибки. Мужчина все-таки агрессивное существо, а правильная советская девушка должна тащить это существо вперед, к победе коммунизма. И не за половые органы цепляясь, а за сердце большевистское и марксистско-ленинское сознание. Так, по крайней мере, героини из фильмов делали, и у них получалось. И у меня получалось. Но Игорь… он положил руку не так, как мои однокурсники, робко сопя, осторожными перебежками пальцев со своего подлокотника кресла. Нет, он накрыл мою ладонь по-другому, как право имеющий. Я не могла, не хотела спорить с этим его правом. Невозможно было спорить. Со мной начали происходить странные вещи. От его руки били электрические разряды, не сильные, но приятные. Они перескакивали на мою ладонь и поднимались выше, щекотали легонечко подмышки, обволакивали соски и стекались куда-то в район солнечного сплетения. Новое сплетение во мне образовалось, совсем не солнечное, я чувствовала, что не солнечное, а какое – понять тогда не могла. Я перестала следить за фильмом. Черно-белые картинки на экране показались вдруг фальшивыми и смешными. Какие прокатные станы, что за рационализаторские предложения, к чему все это? Как иллюстрации к букварю. Ложь! Правда сплеталась и набухала у меня внизу живота в несолнечном сплетении. Правда была в ладони Игоря, бьющей током. О, это была страшная правда. В ней был мой серый детский дом, голод, пропитанные первой менструальной кровью трусы в 11 лет. Слова воспитательницы: «Не волнуйся, Пуля, это давалка растет». Одноклассница Манька с вечно спущенным чулочком, стоящая на коленях, уткнувшись лицом в пах однокласснику Вите. Ночные стоны соседки по общежитию Верки из-под натянутого на голову одеяла. Все, чего боялась, все, от чего бежала, было в этой правде. И все же правда оказалась прекрасной. Апокалипсис, конечно, но и срывание всех покровов в соответствии с буквальным переводом этого слова. Понимание своей собственной сути и предназначения. Из последних сил, как полупарализованная старуха, я шевельнула пальцами и медленно вытащила руку из ладони Игоря. А он даже не заметил, смотрел фильм, живо реагировал на сюжет, похохатывал. Вы понимаете, голубчик, он даже не заметил! После всего того, что было с нами… со мной… Его уверенность в себе, в своем праве трогать меня, когда захочется, окончательно раздавила меня, вернула в состояние беспомощной сироты, от которого я почти вылечилась за годы в Москве. И когда он, смеясь над глупым инженером Лебёдкиным, обнял меня за плечи и, кажется, засунул большой палец руки под лифчик и начал больно шуровать им, я уже не сопротивлялась. Я не могла сопротивляться. Несолнечное сплетение в моем животе выросло до чудовищных размеров