Диалоги пениса. Поль Авиньон

удостоверение, перечеркнутое сине-бело-красными полосами, консьержка поспешно открывает, она, видно, заждалась. И начинает объяснять, от смятения ее португальский акцент делается еще непонятнее. Почему четыре консьержки из пяти – португалки? Разводят они их, что ли, у себя в Лиссабоне? Приличная каменная лестница с красным ковром и всем прочим, на девятый этаж Мичелли поднимается на лифте.

      Дверь открыта. Доносится женский голос:

      – Жан Эдье, прошу тебя…

      Не иначе, как жена.

      – Лейтенант Мичелли, мадам… Ваш му…

      – Сделайте что-нибудь, умоляю, а то он…

      – Значит, это ваш муж, – говорит Мичелли, направляясь к окну. – Он объяснил вам причину такого поступка?

      Он наклоняется. Вон этот субъект, в трех метрах от него. Судя по его виду, он не замечает Мичелли. При подобных обстоятельствах так даже лучше. Чтобы «установить контакт», нужны хоть какие-то исходные сведения. Субъект распростерся на каменном карнизе, с неподвижным взглядом – так наблюдают за Парижем статуи химер Нотр-Дам.

      – Нет, он ничего не сказал… Вообще-то он пытался! Но я не поняла.

      – Речь шла о чем? О ссоре?

      – Нет… Он ворвался, как безумный, все время повторяя: «Это невозможно, это невозможно…»

      – Невозможно что?

      – Но ведь я говорю вам, не знаю!

      С этой надо поаккуратней, она на грани нервного срыва.

      – Успокойтесь, мадам. Я здесь для того, чтобы помочь вам!

      В голове Мичелли ход событий прокручивается с бешеной скоростью. Зажиточная квартира, обставленная со вкусом. На мадам шмотки с фирменными знаками. Одна улица Мобеж чего стоит. Денежными вопросами, похоже, занимается Жан Эдье. Игрушки убраны в корзинку. Значит, есть дети. Наверное, они сейчас в школе, хоть в этом повезло. Судя по игрушкам, мальчик, от четырех до шести лет. В гостиной, на журнальном столике валяется номер Молодой и Красивой. Еще есть дочь, лет четырнадцати-пятнадцати. Журнал этот не для матери. Для нее надо бы разработать другой – Старая и Безобразная.

      Ну, что же он тянет… Пора двигаться. Давай!

      Мичелли ставит ногу на подоконник. Жан Эдье, похоже, все еще его не замечает. Хотя наверняка он находится в поле его зрения.

      – Остановитесь, месье!

      Никакого ответа. Он что, окосел, перебрал медока?

      – Мадам, ваш муж принимает снотворные?

      – Нет, нет…

      «Установить диалог»… Да плевал я на тебя!

      Все же он наклоняется пониже, силясь говорить отчетливо и спокойно:

      – Месье! Ваши дети сегодня вечером спросят, где их отец!

      На этот раз, до него вроде дошло, слова пробились сквозь мозговой барьер. Он выпрямляется. Будь поосторожнее, лейтенант, именно после этого они чаще всего и сигают.

      – Не двигайтесь, месье. За вами придут. Я не стану ничего предпринимать, просто сяду на край окна. Так вас устроит?

      – Вы ничем мне не поможете, убирайтесь!

      Мичелли делает то, что обещал. Медленно