Сын Ра. Волшебный эпос. Владимир Радимиров

и вылакал. А как опорожнил посудину до дна, так в головушке у него зашумело, на душе зазверело, дурным голосом он заревел и позабыл обо всём на свете: напился, зараза, пьян, завалился, подлец, в бурьян, да и заснул себе точно мертвяк – только храп на всю округу раскатился.

      А Явану отчего-то не спится. Смиряй, тот сразу заснул, а Ванюха и так и эдак с боку на бок поворачивается – ну ни в какую! Порешил он тогда встать, прогуляться малость по окрестностям да к реке сходить посмотреть, а то чегой-то вдруг стало тихо – не случилося б какого лиха. Взял палицу – и вон. Наружу выходит, глядь – а река-то погасла, можно вроде ехать…

      Только Гордяй-то где? Поискал его везде Ваня и нашёл-таки, а тот, паразит, спит, и дрянью от него разит. Попробовал его Ванька разбудить, да куда там – легче, наверное, чурбан деревянный оживить было бы, чем истукана этого ужратого в чувство привести.

      Плюнул Яваха в сердцах, смотрит – а мост-то остыл уже вовсе, путь на тот берег готовый. И вдруг слышит он – не то грохот, не то гром – с той сторонушки лязг какой-то странный раздаётся, и топот тяжёлый приближается, да пылища в придачу вздымается. Что там, смекает, за ерунда грядёт такая?.. И видит тут Ваня – подъезжает к мосту через реку страшный человек: едет на огромном чёрном коне чудо-великан! Детина был он рослый, сажени в полторы высотою, весь сплошь в броню сверкающую закованный, а рядом с его конём пёс, тоже чёрный, трусцою бежал, да чёрный же коршун над главою круги наматывал.

      Ступил конь огромный на мост да и споткнулся, так что всадник в седле покачнулся. Коршун же хищный над ним встрепенулся, а пёс косматый чуть с ума не сошёл – лаем грозным весь изошёл.

      – Ты чего, фарш колбасный, спотыкаешься? – взгремел великан, коня плетью охаживая. – Может, противничка мне учуял, волчья ты сыть? Так где ж ему здесь быть! Один лишь Явашка Коровяшка мог бы со мной потягаться, да не место ему тут шляться! Пускай ещё подрастёт да молочка пососёт, а то озлюсь, наеду и дале поеду!

      Яваха таких речей не стерпел. Палицу живо он – хвать, к реке – шасть, на мост вылазит да дорожку прямоезжую чуде-юде и перегораживает.

      – А ну-ка стой, стервец! – вскричал он голосом молодецким. – На эту сторону́ переезду нету! Ты почто через мост прёшь, чёрт-те что врёшь да ещё разрешения не спрашиваешь?!

      Осадил великанище коня, поглядел на Явана презрительно и рассмеялся язвительно. И от смеха его противного по округе прямо гул раскатился. Пригляделся к нему Ваня – ну, думает, ты и безобразный! Голова у громадины была как бочка, носяра как кочка, во лбище единственный глазище лютым пламенем аж шкворчит, да в придачу над ним рожище торчмя торчит. Пасть, гад, раззявил – вуй! – зубья, что частокол, щерятся! И как с таким будешь силушкой меряться?..

      – Да как ты смеешь, козявка двуногая, – заорал циклопище прегромко, – мне, Грубово́ру, сыну Чёрного Царя, дорогу тут ещё загораживать?! Я сейчас тебя как червяка раздавлю, да псине своей и скормлю!

      – Хэ! Давилка