Время вышло. Современная русская антиутопия. Вадим Панов

тогда историю вообще заберут в крае. А история-то приличная. ТЭФИ не ТЭФИ, но мало ли как развернётся.

      Не хрен собачий.

      «Хонда» с перебитым крылом, дверь, которая не хочет открываться, лестница: двенадцать, восемь и ещё четыре ступени. Пыхтящий за спиной Тунец, который беспрерывно ноет про пострадавшие ребра. Это он довольный. Недовольный бы он орал.

      Дверь монтажки, вторая дверь монтажки. Да, Игорь, прямо сейчас. Ну останови Катин сюжет. Я сказала, останови! Сейчас увидишь!

      – Прямо то же самое? – спросил заглянувший Вителло, а Вика услышала: «Тебе твои мудаки не пытаются продать ещё одну туфту?»

      – Близнецовый жмур, – подтвердила Вика значительно.

      – Надо же, – то ли недоверчиво, то ли просто удивлённо отозвался Вителло, – в самом деле маньячило, значит. А ты говорила, день фиговый.

      – День без трупа по-любому тухловатый.

      Вителло начальственно ухмыльнулся.

      – Ну вот видишь, стал поживее. А я вот на твоём убивателе бутылку проспорил, – пожаловался он.

      – Думал, два прежних случая – не в связке?

      Вителло ничего не сказал. Он только многозначительно приподнял бровь, что можно было трактовать как угодно: от «Ну думал – и что?» до «Маловато знаешь, Викуля. А то, что тебе кажется связными выводами…».

      – Про маньячилу говорить в эфир даже не думай, – предупредил Вителло.

      – А я и не думаю.

      – Отсмотрю, – пообещал директор и исчез.

      Начитала текст быстро, но режиссёр Игорь долго возился с нарезкой, жаловался на прыжки Лёхиной камеры и фиговый свет.

      – Наоборот, аутентично вышло, – взялась спорить Вика. Ей правда понравилась картинка прифронтовых съёмок, которая внезапно вылезла на монтаже.

      Вителло позвонил за девять минут до эфира.

      – Сюжет мы снимаем, – безо всяких прелюдий сказал он.

      – Ты спятил?! – завопила Вика.

      Вителло вздохнул. Подождал, пока Вика проорёт первую порцию проклятий. Чем-то там (зажигалкой, наверное, у него всё время под рукой эта негорящая зажигалочка) пощёлкал и вдруг, очень чётко поймав паузу, врезал:

      – А ты в курсе, чьей собаки это хвост?

* * *

      Она снова разложила фотографии – теперь не по годам, а по выразительности. Конечно, кадр в детской военной форме (сколько ему тут – девять, одиннадцать?) – лучший с огромным отрывом. И как он здесь хохочет! Прямо слышно.

      – Школу надо его именем, – сказала она, разглядывая руки, обнимающие на фото самодельную винтовку.

      – Думаешь, так серьёзно? – охнула Галка.

      Вера даже не удостоила её ответом. Куда уж серьёзнее. Такая история не просто так даётся.

      – Может, не надо пока накалять? – попробовала вильнуть Галка, но Вера на неё так зыркнула, что та вздохнула и закивала:

      – Да, надо, наверное, надо…

      Жертва – их выпускник, и именно из бывшего Вериного класса. Кишки наружу, как у какой-нибудь собаки. Подарочек.

      Она помнила его: ушастый мальчишка со шрамом