Митерикон. Собрание наставлений аввы Исаии всечестной инокине Феодоре. Отсутствует

так что всю почти жизнь пролежал в постели. Впрочем, когда бывал здоров, работал смиренно в поле и терпеливо собирал нужное для дома. Вел он такую уединенную жизнь, что редко с кем входил в беседу в селении нашем и так любил молчание, что тем, кои не знали его, казался немым. Мать же моя была совершенно противного нрава, обо всем любопытствовала и за пределами отечества; когда говорила, то казалось, что все тело ее было языком; со всеми почти ссорилась и бранилась; любила пить вино, водилась с развратниками и разоряла дом. Между тем не знала болезни, во всю жизнь свою была очень здорова. Наконец отец мой, истощенный долговременными болезнями, умер. Затем возмутился воздух, начались страшные громы и молнии, бури и дожди, так что до трех дней не могло быть предано земле тело его. Тогда все в селении, качая головами, говорили: “Какое зло безвестно крылось между нами! Верно, это враг Божий, когда сама тварь не дает нам предать его земле”. Но чтоб не затлело тело его и не причинило вреда, хотя с трудом, под дождем и бурею, решились похоронить его. Мать моя, после того получив свободу, предалась еще большему разврату. Но когда умерла, погода была ясная и все, кажется, споспешествовало светлости ее похорон. Я осталась в малолетстве. Но когда вышла из детского возраста и страсти начали пробуждаться и тревожить мое неопытное сердце, в один вечер я села и начала помышлять о том, какой избрать мне путь жизни. Идти ли путем отца – в кротости, благочестии и чистоте? Но, думала я, что пользы было ему от такой жизни? Всегда болезни и скорби, и по смерти земля как бы не принимала тела его. Если б угодна была Богу такая жизнь, не потерпел бы он столько зол. Жизнь матери, кажется, вернее. Она жила по всем желаниям сердца, и была всегда здорова, и погребения сподобилась светлого. Так жизнь матери лучше, ибо лучше своим глазам верить и следовать тому, что верно и известно. Итак, мне показалось, что лучше идти путем матери. Между тем настала ночь, и меня объял сон. И вот предстает мне в сновидении некто высокий ростом, страшный видом, и грозно спрашивает меня: “Скажи мне, – говорит, – какие помыслы в сердце твоем?” Дрожа от страха, я не могла и смотреть на него, а он еще более страшным голосом требовал сказать ему, о чем помышляла я. Отуманенная страхом, я забыла, о чем думала, и сказала: “Я ничего не помню”. Тогда он сам напомнил мне все. Обличенная, я созналась в том и просила прощения, предлагая в извинение причину, побудившую меня так подумать. После сего он сказал мне: “Поди, посмотри, какова участь отца твоего и какова матери твоей, и тогда избери себе, что хочешь”. И, взяв меня за руку, повел. Ввел он меня в сад, исполненный всякого рода дерев с плодами, красоты, превышающей всякое повествование. Когда вошли мы в средину, то нас встретил отец мой и обнял меня, называя любезным чадом. Я просилась остаться с ним, но он сказал мне: “Теперь это невозможно, но если пойдешь по стопам моим, то придешь сюда в короткое время”. Я опять начала умолять отца, но ангел, введший меня туда, сказал мне: “Иди теперь, посмотри, где мать твоя”. И ввел меня в жилище, исполненное мрака и зловония. Там показал он