Мир в ладони. Антология

от недельной сидячей городской работы по перепродаже друг другу на восьмом кругу одного и того же виртуального вагона гречки.

      – Семеновна, все молодеете? Хорошая Вы наша давняя! Десять штук, дайте. С Ваших веников листья вообще не облетают.

      – Я молодею, чего и вам желаю, – ответила, скрестив пальцы на левой за спиной, – а листьев на вениках моих – меньше, чем души. Шарик захохотал в кустах, а Барбара в кулачок пошептала вслед «Лехуху» закрепляющую дополнительную бессловесность.

      – Варвара Семеновна, здравствуйте! Рад видеть в здравии!

      Три пары отвесьте.

      – Тебе, Вадим, – лучшие. Что ж один, без жены сегодня? Разводитесь?! Парились? Прямо в бане и разладились? Ничего, вот тебе новые веники – секретаршу попарь ту, что сзади за тонированными стеклами тайно пробирается. Откуда знаю, что там именно секретарша? А я и не знаю вовсе. Ехай, милый. Попарь ея, попарь хорошенько от бабушки.

      Огнёвке скучно. На улице лето, но ей посреди него делать нечего. Никто и никогда за всю ее маленькую жизнь не играл с ней. Ни во что, и нет у нее друзей и подруг – не нажила.

      – Бабуля, когда ты научишь меня? Хотя бы легкому чему-то, пусть бы и писяки заговаривать.

      – Двоедушником может стать лишь старшая или младшая женщина в роду. – Барбара длинным серо-желтым ногтем оттягивает рамку капкана на мышь. Ночную подпольную ритуальную мышь.

      – Так, бабушка, я же и есть самая младшая!

      – У твоей мамы еще могут быть дети, – ответила неуверенно. Задумавшись тут на миг о своей дочери – матери девочки. Дочери, что сейчас лопатой по лотку гонит жидкий коровяк из фермы в огромную лужу на заднем дворе. Барбара с трудом может измыслить, откуда у той Огнёвка-то появилась. Не говоря уже o детях еще.

      – Постой, девочка, на улице. Надень дождевик и сапоги – ливень будет.

      Девочка выкатилась за калитку на пыльную улицу, где пацаны гоняют старый дырявый мяч. Жара, солнце на все стороны и за горизонт. Мальчишки в шортах, бегающие без маек, оторопев, остановились, увидя это рыжее чучело в плаще.

      – Ты, Огнёвка, больная, что ли? Ты – больная, ты – больная! – смеются, прыгая вкруг нее, толкают руками от одного к другому, дразнясь.

      – Сейчас будет ливень! Можете хоть смеяться, хоть плакать.

      И тогда подул ветер, от которого нет спасения, и пошел дождь. Половина мальчишек, что оказались по ее правую руку, еще громче стали смеяться, а те, что по левую, – горько и надежно заплакали.

      Беги

      Ночью не оглядывайся посреди поля.

      Никогда, даже если почувствуешь взгляд, если услышишь за плечом свое имя шепотом.

      Коли заплачут младенцем, или закряхтят голосом соседа Мишки – иди, не поворачивая головы.

      Или беги – это уже не важно.

      Ночью посреди поля, особо на Ивана Купала.

      Не оглядывайся, ты же знаешь: Мишка повесился на сарае после сенокоса в прошлом году. Как ему тебя позвать? Это Ырка – вон мелькнули зеленые кошачьи глаза на лунной