Перелёт-трава. Василий Ракша

растений, женская рука, отмеченная массивным золотым кольцом с видным яхонтом, дотянулась до стебелька и резко сорвала его.

      – Гляди ж ты, Ванда, – обратилась владелица перстня к самой себе, – плакун-трава в такой-то чаще, да цветёт так, как не в любом поле увидишь!

      Дербенник лишился своих макушек, и сорванная ботва вмиг отправилась в корзинку.

      «Плакуна нашла, иван-да-марьи насобирала, осота нарезала, да траву-улику отыскала. Коль встреча не сложится, иль богатырь угрюм и неуклюж будет, так хоть клад такой до дома донесу. На Буян-острове-то, глядишь, такого разнотравья за всё лето не насобираешь! Надо только дотемна успеть, а то впотьмах дороги обратной не разберу» – шептала Ванда про себя, пробираясь по заросшей тропинке в темнеющую глубину леса. Знакомый запах заставил её остановиться. Вслед за духом гари, среди трав и папоротников поползли облака дыма. Через десяток шагов взору её открылся источник запаха: на тесной поляне посреди деревьев гуляли языки пламени.

      – Ах ты ж!.. – Только и проронила Ванда и бросилась топтать горящие поленья.

      – Ты что мой костёр тушишь?

      Ойкнув от испуга, женщина резко развернулась. Среди зелени благородных дубов она обнаружила грузную мужскую фигуру. Сомнений быть не могло: голос принадлежал именно ему, неряшливо одетому властелину нечёсаной бороды и немытых волос, напоминающих промокший стог сена. Она отряхнула подол платья, сложила одну руку в другую и твёрдо проговорила:

      – Думала, пожар в чаще. Предупредить хотела, чтобы не расползся по всему лесу. Вот сгорит он – где мне тогда травы да грибы собирать?

      Мужик кивнул на корзинку и спросил:

      – А ты сюда за травой какой особенной пришла?

      Листики в лукошке мягко накрыла рука с турмалиновым перстнем. Его хозяйка чуть поджала плечи, горделиво изогнула шею и фыркнула:

      – Не твоё лешье дело.

      Он опустил озорной взгляд и весело присвистнул. После медленно вернул глаза обратно и упёрся ими в надменные зеницы собеседницы. Они молча изучали друг друга, и за время недолгого безмолвия в их лицах произошла заметная перемена, будто им обоим сообщили пренеприятную новость.

      – Нет-нет-нет – выдавили они из себя одновременно, закачали головами и отвернулись в разные стороны.

      Подумав с минуту, мужик грубо бросил через спину:

      – Ты куда шла, туда и иди!

      – А я, может, и пришла. – Послышалось ему в ответ.

      – Да я вижу. Объявление, может, размыло дождём? Там не «ягиня» было написано, и не «кикимора» какая.

      Она резко выдохнула через нос, и, раздумывая над достойным ответом на явное оскорбление, погладила корсет своего нарядного платья, одетое очевидно по случаю – не грибы собирать.

      – А ты своё отражение давно видел, старый хрыч? «Добрый молодец в самом расцвете сил» теперь так выглядит?

      Выпада в свою сторону он будто вовсе не услышал. Мужик прочесал пеньку своей бороды пятернёй и неожиданно изъял из волосяных зарослей пожухлый листик. Всё его внимание заняла находка.

      – Ого! Осиновый? Аль рябиновый? Где же я осинник-то проходил?

      Ни до колкого слова, ни до жаркого взгляда травницы мужику будто не было никакого дела. Он увлечённо принялся прикладывать найденный лист к обступившим его деревьям. Не в силах наблюдать за этим ребячеством, Ванда тяжело вздохнула и изрекла:

      – Ладно. Я пойду тогда. Мешать не стану. Дальше травы собирать лучше буду.

      Не успела женщина сделать и дюжины шагов, как до неё донеслось:

      – Перелёт-трава не интересует?

      Её лицом будто управляла недовольная ухмылка. Она же, эта гримаса, заставила Ванду остановиться и громко проговорить:

      – Да где же ты, пустая твоя голова, перелёт-траву-то ви… – речь её оборвалась, челюсть, впрочем, схлопнуться не успела, а будто наоборот – отвисла, а взгляд застыл на переливающемся семицветом растении, о каком только в древних книгах и писали. Не сразу найдя слова, Ванда сглотнула слюну и проговорила:

      – А почём он мне нужен, твой перелёт-то? – Дрожь в голосе обнажала её волнение. А глаза никак не могли насмотреться на диковинный цветок.

      – Ну раз редкость такая не требуется, то ступай своей дорогой, сударыня.

      Ванда застыла истуканом. Он помахал рукой перед цветком, дождался, пока травница посмотрит ему в глаза, и нежно проговорил:

      – Ты, вроде, мешать не хотела.

      Встряхнув головой, словно оправившись от заклинания, Ванда решительно подошла к костру, поставила корзинку у ног и прошипела:

      – А я всё-таки помешаю ещё немного. Зря я что ли на свидание одевалась, битых три часа готовилась.

      – Ладно, – улыбнулся он. После победоносно уселся на мшистый пень, опёрся могучей спиной о ствол орешника и сказал:

      – Ужин мне тогда сготовь, красавица. А я подремлю пока. Коли вкусной трапеза будет – так и быть, перелёт твой.

      Он пнул ногой котелок, тот перекатился прямо к кромке костра.