Закон обратного волшебства. Татьяна Устинова

на третьей нарисована рюмка и куриная нога, сопровождавшиеся скромной надписью: «Столовая». Рюмку с ногой придумала Анфиса – шалила, – а нарисовал на компьютере талантливый программист Славик, подрабатывающий в аптеке составлением лекарственных таблиц и ведомостей. И Славику, и Анфисе казалось, что это очень остроумно, а заведующая не возражала.

      Анфиса уже почти выскочила в торговый зал, когда в кармане халата у нее зазвонил телефон. Звонить ей в такое время мог только один человек.

      Этот самый человек и звонил, поняла Анфиса, взглянув на высветившуюся в окошке надпись.

      – Привет, бабуль.

      – Здравствуй, моя дорогая. Ты уже открыла свою аптеку?

      – Бабуля, ты же знаешь, что аптеку открываю не я! Ее открывает всегда Лида!

      – Ну и что?! – фыркнула бабушка. – Церемония поднятия флага уже состоялась?

      Бабушка всегда так выражалась – чуть более сложно и витиевато, чем все обыкновенные люди.

      – Состоялась, состоялась, – поспешно согласилась в трубку Анфиса, прикрывая ее рукой, – я сейчас говорить не могу, бабуль, мне работать нужно. Я опоздала.

      – Почему?!

      – В пробку попала, – прошептала внучка, – на Триумфальной. Я тебе потом позвоню, хорошо?

      – Не потом, а сейчас, – отрезала бабушка. – Ты помнишь историю про собаку Баскервилей?

      Анфиса насторожилась так, что даже ладошку убрала, которой прикрывала телефон. С бабушкой следовало держать ухо востро – чуть зазеваешься, упустишь, и потом ни за что не догонишь, вот такая у нее бабушка!..

      – Бабуля, ты о чем? Если о старике Конан Дойле, то помню. Что это ты вдруг про него вспомнила?

      – Да я не вдруг и не вспомнила, а у Петра Мартыновича на участке собака Баскервилей завелась.

      Петром Мартыновичем звали соседа, с которым бабушка никогда не дружила и отчасти даже презирала его, потому что сосед, по ее словам, был «бестолочью» – забор с его стороны участка давно упал бы, если бы не Юра, который ведал в бабушкиной усадьбе всеми хозяйственными вопросами. Соседские собаки через дырки все в том же заборе лезли на усадьбу и вытаптывали ирисы. По весне сосед разводил в старой детской ванночке «гуано», которое воняло так, что со всех помоек слетались тучи проснувшихся раздраженных мух. Марфа Васильевна, Анфисина бабушка, в тот угол усадьбы, ближе к которому располагалось «гуано», старалась не заходить, туда направлялся Юра, перелезал через забор и отволакивал ванночку подальше. Сосед неизменно притаскивал ее обратно и устанавливал на место с мстительным и озабоченным видом. На участке у него, по бабушкиным словам, все равно ничего путного не росло. Путного – это значит ни цветов, ни травы, ни мелких белых роз, которые она обожала. Картошку и «помидорья», как это называлось на бабушкином языке, она не признавала. Сосед же считал Марфу Васильевну «барыней» и белоручкой, и эта война продолжалась столько, сколько Анфиса себя помнила.

      Откуда он вдруг взялся, этот Петр Мартынович, что это бабушка решила о нем заботиться?!

      – Коржикова,