Кот. Юрий Вячеславович Ситников

полноты своего везения (куда ему – совсем малыш), не подозревал о вмешательстве в судьбу Его Величества Случая, того самого случая, благодаря которому нежданно-негаданно обрел хозяев.

      Родители Димы случайно зашли в магазин и замешкались у прилавка с крупами. Кто-то случайно оставил приоткрытой дверь в подсобные помещения, и столь же случайно рыжий котенок, что ползал с тремя полосатыми братьями по дну застеленной газетой коробки, в какой-то момент решил выбраться наружу. Он сумел подтянуться на лапках, осмотрел просторную комнату, заставленную неизвестными ему вещами, сделал рывок, перегнулся через край коробки и, потеряв равновесие, шмякнулся на пол.

      Поначалу, конечно же, растерялся (какой-никакой, а поступок совершил), попищал для порядка, зовя мать, и тут увидел приоткрытую дверь. В маленьких глазках родился маленький интерес, пушистая голова склонилась набок, мордочка чуть вытянулась, а тонкий хвостик веточкой трусливо повис между дрожащими задними лапками.

      Ох, страшно (все-таки уже не в коробке), ах, необычно (как хорошо, что уже не в коробке)! Хочется подойти к двери, принюхаться, заглянуть в узкую щель, и лапки подрагивают от новизны ощущений, разъезжаются на скользком полу, а кошачье любопытство упорно подталкивает несмышленыша навстречу неизвестности.

      А там, в неизвестности – она оказалась большим светлым помещением с шумными людьми, не замечавшими под ногами маленького рыжего котенка – струсил, начал громко пищать, метнулся в сторону. Всюду ноги! Отскочил назад – женская туфля. Вперед – сандалии. Снова туфли, шлепанцы, босоножки, ботинки. Перед глазами рябит от страха, в ушах шумит, и неизвестность угрожающе разрастается, и сил на жалобный писк не осталось, а люди-великаны спешат, суетятся, шуршат сумками, разговаривают, смеются, сея вокруг себя панику. Для них суматоха – обычное дело, для малыша, впервые увидевшего мир за пределами картонной коробки – ужас с острыми зубами.

      Возле прилавка с крупами котенка взяли на руки. Он не успел испугаться, все произошло сиюминутно: малыш мяукнул, шире распахнул голубые глазенки и разом успокоился, ощутив прикосновение теплой ладони. Его погладили по мягкой шерстке, легонько провели по макушке указательным и средним пальцами, почесали за ушком, окончательно расположив к себе зверька, никогда еще не знавшего человеческой ласки. Продавцы не особо жаловали котят, на руки не брали, не тискали, кувыркается себе малышня в коробке – и ладно. Начинают громко пищать – кликнут мать-кошку. Если поблизости – прибежит, а ушла далеко – бросят в коробку фантик, играйте, мол, только не кричите.

      А тут самое настоящее человеческое прикосновение. И тепло сразу стало на ладони, удобно, незнакомая женщина что-то говорила, а котенок будто этого и ждал, и специально вылез из уютной коробки, выбежав из подсобного помещения в шумный торговый зал.

      Не знал в тот момент малыш ничего о жизни в целом и о себе в частности. Да и откуда ему знать, четырехнедельному крохе. Двенадцать дней, как видеть начал: вся заинтересованность сводилась к материнскому молоку, крепкому сну и играм с тремя такими же хвостатыми существами.

      Сегодня рыжий проявил любопытство. Пришло время расширять кругозор, в коробке стало скучно, и на свой страх и риск он пошел к людям.

      Едва котенок замурчал, его посадили за пазуху и понесли в очередную неизвестность. Пока несли, он несмело вглядывался в улицу, боясь её безграничности. Боялся, потому что был мал, а улица огромна, и все, что на ней есть, пугало маленького зверька.

      Например, высокие деревья с шипящей листвой. С ними играет вкусный ветер (котенку понравился его запах), а листья шипят, ругаются, наверное, и дрожат мелко-мелко, и некому их погладить, успокоить. А деревья только ворчат, поскрипывая ветками.

      Деревья страшные, и ветер страшный, лучше этого не видеть. Котенок повернул мордочку в другую сторону. Глазки округлились, усики дрогнули – широкая оживленная дорога показалась намного страшнее деревьев. На дороге ревели машины, смотреть на них долго не удавалось, только поймаешь взглядом одну гудящую коробку на колесах – она уже исчезает за поворотом. За ней, рыча и покашливая, мчится вторая, третья… десятая. И голова у котенка кружилась, как на шарнирах: туда-сюда, туда-сюда.

      А где-то совсем уж высоко, на голубом полотне, что называется небом, еле-еле проползала маленькая серебристая точка. За точкой лениво тянулась белая полоска, и чем дальше уползала точка, тем шире становилась кудрявая полоса. А гул все не смолкал, заставляя усатую мордаху неотрывно смотреть в небо.

      Женщина снова погладила пальцем котенка по макушке, теперь её осторожное прикосновение напомнило прикосновение материнского языка. А материнский язык – это спокойствие. Значит, ничего не страшно.

      Изумрудные газоны – тоже хорошо, и старик, что идет навстречу, опираясь на палку, совсем не страшен. И солнце, которое хоть и слепит глаза, если на него посмотришь, на самом деле ласковое.

      А промчавшиеся с криком мальчишки на велосипедах, и огромная мохнатая собака, завывавшая у высокого забора – плохо. Зато цветы на клумбах и голуби на асфальте – хорошо. Вот ведь, оказывается, как все устроено: улица пестрит разнообразием, плохое соседствует